хлопнув дверью.
Житков бросился к Элли, подвел ее к своей койке. Он видел, что раненая едва держится на ногах. Как только ее голова коснулась подушки, девушка в изнеможении сомкнула веки.
Житков сидел у койки, глядя на спящую. Чем пристальней он вглядывался в черты Элли, тем невероятнее казалось ему, что эта нежная, беспомощная в своей болезни девушка и смелый, сильный сорванец, не раз помогавший ему на острове в самых трудных обстоятельствах, – одно и то же существо.
– Вот обстоятельство, которого не учли ни вы, ни я, строя планы нападения на Витему. – Фальк поглядел на девушку. – Ее присутствие может связать нас по рукам и ногам.
– Если до сих пор уничтожение Витемы было только моим желанием, то теперь это мой долг, – ответил Житков.
Он устроил себе постель на палубе каюты, лег, и долго еще вместе с Фальком они шепотом обсуждали планы освобождения.
– Мало вероятия, чтобы этот старый черт Мейнеш хоть раз в жизни сказал правду, – пробормотал Фальк. – А если он сейчас не соврал, то уж, наверно, задумал какую-нибудь пакость, соединяя пастора с Нордалем…
Наутро Житков и Фальк поделились с Элли своими планами. Она задумалась.
– Главное – выведать намерения немцев, – сказала она. – Мейнешу велено отобрать среди нас матросов. Кое-кто должен будет заявить о согласии работать… Чем больше окажется желающих, тем больше у нас шансов спасти своих людей.
Глаза Фалька сверкнули гневом.
– Такой ценой?! Вы сами не знаете, что говорите. Только ваша молодость позволяет мне простить вам это, дитя мое.
Элли терпеливо выслушала упрек и спокойно продолжала:
– Что касается меня, то если я смогу сегодня встать на ноги, я тотчас же заявлю о желании работать у немцев. Кем угодно: уборщицей, буфетчицей, поварихой. Я должна быть там, среди них. Притом как можно ближе к офицерам.
Житков с удивлением слушал ее решительную речь.
– Это даст мне возможность, – продолжала Элли, – знать, что они собираются делать. Я все буду передавать вам, а может быть, и пастору. – Она помолчала. – Слушайте! – Она понизила голос, и глаза ее загорелись. – Передача сведений – не все, что я сделаю. – Она огляделась. – Я убью Вольфа.
Житков схватил ее за руку.
– Я не выпущу вас отсюда!
Она не вырвала руку. И если бы Житков мог видеть в этот миг выражение ее затененных длинными ресницами глаз, он понял бы, что его невольный порыв означал для нее больше, чем любые доводы разума. Но когда она снова подняла лицо, в ее глазах уже не было ничего, кроме решимости.
– Я привыкла подчиняться только моему отцу.
Фальк рассмеялся.
– Не думаете ли вы, фрекен, что так это и останется на всю жизнь?
Она покраснела и строго сказала:
– Сегодня я встаю!
К концу дня, когда
