Каукалов недобро усмехнулся.
Они проехали по набережной километра полтора, остановились в месте совсем глухом, где дыхание города уже почти не чувствовалось. Каукалов прижал «опель» к узкому тротуарчику, проложенному вдоль парапета, выбрался из машины, вгляделся в темноту.
– Никого!
Вдвоем они проворно вытащили «голубого» из салона, перевалили через парапет. «Голубой» вошел в воду, будто опытный пловец – головой вниз, почти без звука и брызг. Аронов отряхнул руки.
– Плавай, путешественник! Счастливого пути!
Через несколько минут они были уже далеко от той набережной и от того парапета. Аронов повеселел, отпускал шуточки, пробовал развеселить и напарника, но тот был угрюм, на розыгрыши не поддавался, и в конце концов Аронов тоже сник, устало откинулся на спинку сиденья.
– Ты чего, Жека?
– Думаю, что нам делать с этой машиной? Кому ее спихивать? Ты со своими толстосумами еще не связался?
– Пробовал, но дядек, на которого я рассчитывал, находится в отпуске, отдыхает в Греции. Через пару недель должен вернуться.
– Пара недель – это много. Значит, опять к деду Арнаутову? – Каукалов дернул головой. – Неприятен он мне…
– Мне тоже. Может, мы поспешили с этой машиной, а? – Аронов хлопнул ладонью по панели «опеля». – Может, нам надо было моего дядька подождать?
– Нет! – Каукалов взялся пальцами за рукав куртки, оттянул его, помял пальцами. – Я уже не могу, Илюшк, ходить в этом старом тряпье. Мне нужна новая одежда. Нормальная. Модная.
– Тогда что же делать?
– Ехать снова к деду Арнаутову. Ведь твой дядек тоже может оказаться несъедобным пряником. А дед Арнаутов хоть и ублюдок, но знакомый ублюдок.
Аронов зажал подбородок в кулак, кивнул, соглашаясь с напарником. Жека прав насчет пряника, ведь так все может случиться. Каукалов же думал сейчас о том, что наступит момент, когда ему станет важен сам процесс насилия, возвышения над людьми, а не результат. Сегодня он здорово ощутил, что убийство – это творчество, оно вдохновляет, добавляет бодрости. Не совсем понял, в чем дело, но когда давил балеруна и тот вздымался над сиденьем, пытаясь головой всадиться в потолок, скреб руками по воздуху, он ощущал, что силы, находившиеся в балеруне, перекачивались в него, им словно надо было найти нового хозяина, переместиться в новую оболочку.
Каукалов охотно раскрылся этой неожиданной подпитке, всосал в себя энергию, вытекавшую из умирающего, и сейчас чувствовал себя гораздо лучше, чем тридцать минут назад, до того, как они расправились с водителем.
Приятно осознавать, что ты сильнее своей жертвы. Это тоже добавляет сил. Каукалов не выдержал, улыбнулся, но в следующую секунду досадливо сморщился: все-таки этот тонкогубый вертлявый лох причинил ему боль, здорово разодрал щеку.
Но настроение все равно не испортилось. Он снова улыбнулся, остановившись перед красным фонарем светофора,
