Каукалов сидел с непроницаемым, почти каменным лицом – делал вид, что не замечает. Аронов вальяжно развалился впереди, закинув на кожаное сиденье руку.
На этот раз направлялись в сторону Юго-Запада, ехали по угрюмой, пустынной набережной. Впрочем, пустота многолюдного города стала для Каукалова уже привычной; ошеломляла она лишь в первое время, а сейчас нет, сейчас уже не ошеломляла. Каукалов даже специально считал машины, попадавшиеся навстречу – их на всей длинной набережной оказалось лишь две: старая «Волга» с визгливыми тормозами и пьяно вихлявшая иномарка. Вел ее могучий битюг с тяжелым бритым затылком – явно чей-то охранник.
Каукалов неодобрительно покосился на битюга-охранника: «Вся Россия состоит из охранников, торговцев да бомжей. И еще – из банкиров. Никого больше в России, похоже, нет – только эти люди… Что происходит? – Он перевел взгляд на надушенный затылок водителя, чуть приподнял голову и встретился в зеркальце с источавшими сладкую тоску глазами «голубого», выругался про себя: – Тьфу, гнида!».
Машину «голубой» вел довольно ловко – имел опыт в этом деле, руль крутил едва ли не одним пальцем, поглядывая в зеркальце на Каукалова, двусмысленно хихикал. Каукалов сжимал в карманах куртки кулаки и мрачно отводил глаза в сторону черного немытого парапета, за которым тяжело плескалась вода невидимой реки.
«Ну, погоди-и, – думал он, мстительно стискивая зубы, – ну, погоди-и…»
Поймал себя на мысли, что почему-то испытывает к своим жертвам ненависть. И к первому водителю, несчастному, серому, как мышь, неприметному, и сейчас. Что это? Может, в его характере появилось нечто новое, то, чего раньше не было?
Водитель попытался с ним заговорить, но Каукалов сделал вид, что не слышит. Тот капризно надул губы и замолчал.
Когда машина приблизилась к железнодорожному мосту, Каукалов выхватил из кармана веревку и, лихо щелкнув ею в воздухе, будто бичом, перекинул через голову шофера. С силой дернул на себя, разом обрывая крик несчастного – послышалось лишь куриное сипение, «голубой» взвился над сиденьем, пытаясь выбраться из петли, Аронов поспешно перехватил руль, выровнял вильнувшую машину и дернул вверх рычаг ручного тормоза. Каукалова бросило вперед, он ослабил петлю на шее «голубого», и тот, захватив полным ртом воздух, заорал от ужаса, заметелил руками, задергал ногами. Каукалов, выматерившись, напрягаясь всем телом, передвинул петлю на шее водителя, потянул один конец в одну сторону, другой – в другую, и дикий крик разом превратился в задавленное сипение.
Каукалов стянул удавку посильнее, сипенье переросло в злой хрип, из-под взметнувшейся тяжелой пряди волос на Каукалова глянул один огромный, вылезший из орбиты глаз, опалил пламенем. У Каукалова даже мурашки по коже поползли. «Голубой» снова зашарил руками по воздуху, ухватился пальцами за воротник каукаловской куртки, больно впился ногтями в кожу на щеке.
– Илюха! – вскрикнул, морщась от боли, Каукалов.
Хорошо, Аронов оказался глазастым: засек железяку, валявшуюся под ногами «голубого», поспешно выхватил
