засмеялся Акимов, описывая рукой широкий полукруг. – Вероятно, первичный звук деформируется и получает множественность отражения не без участия этих самых чаш. Определенно они играют какую-то роль.
Эти последние слова Акимов говорил не столько для Федота Федотовича, сколько сам для себя, размышляя вслух. Но старик слушал его, не пропустив ни одного слова, и, когда Акимов умолк, вздохнул, втайне сожалея, что не все из сказанного понял.
– Не будь, Гаврюха, наш брат таежник тумак, может быть, и не такое еще поприметил бы, – сказал Федот Федотович, увидев, что Акимов положил компас на пенек, обметя рукавицей снег, и сейчас с каким-то особенным напряжением смотрел на него, вытянув из-под шарфа длинную шею.
– Солнце где у нас садится, Федот Федотыч? – спросил Акимов.
– А вот так будет восход, а так – запад. В обед солнце стоит вот здесь. – Старик уверенными взмахами руки расписал по небосводу движение светила.
– Пляшет компас, Федот Федотыч! Врет он сегодня пуще твоего Вруна, – не отрывая глаз от компаса, сказал Акимов.
– Ну, ты пустое мелешь, Гаврюха! Компас надежный. И ни разу он меня не подводил, – обиделся Федот Федотович за такой непочтительный отзыв о компасе. – Дай-ка я сам посмотрю.
Акимов с усмешкой взглянул на старика и чуть отступил от пенька. Федот Федотович сдвинул шапку со лба, уставился на компас немигающими глазами.
– В самом деле, холера его забери, не туда гнет. Попортился, что ли? – Федот Федотович сокрушенно всплеснул руками, отступил от пенька, посмотрел на Акимова глазами, полными растерянности.
Акимов раз-другой встряхнул компас, положил его на пенек, потом долго смотрел сквозь пальцы на небо, медленно поворачиваясь по ходу солнца и изредка взглядывая на компас.
– Понял загадку, Федот Федотыч. – Акимов повернулся к старику лицом. – Компас твой исправен, а врет он потому, что чувствует железо. В науке это явление называется магнитной аномалией.
– Железо? Да ты чо, паря Гаврюха, в своем ли уме? Какое тут железо? Здесь один кочкарник, язви его! Ему тут конца-краю нету! А он – железо… Из гор его добывают, железо… – Федот Федотович закатился веселым протяжным смехом, поглядывая на Акимова как на чудака.
– Может быть, и нет железа, а компас-то беспричинно не будет беспокоиться, – несколько обескураженный недоверием старика, неуверенно сказал Акимов.
– А вдруг он, компас-то, за солнечным лучом тянется. Вишь, вон лучи-то опять как играют. Примечал я будто такое.
– Кто ж его знает, Федот Федотыч, может быть, и так, как ты говоришь, – развел руками Акимов, но про себя подумал: «Нет, это не причина! Зря ты, старик. Однако думай, как хочешь, а я на карте помечу аномалию».
Они еще постояли возле пенька с минуту и встали на лыжи. Акимов приотстал от Федота Федотовича. Пока шли пихтачами, он то и дело вытаскивал из кармана компас, наблюдал за игрой стрелки. Вскоре, однако, стрелка перестала метаться, приобрела прежнюю
