пополам буханка хлеба.
– Я из уголовного розыска, – поздоровавшись, сказал Голубев.
Мужчина равнодушно продолжал работать ложкой. Слава повысил голос:
– Мне надо видеть Ивана Стрункина.
Только после этого мужчина нехотя положил ложку на стол. Мутноватые глаза его недобро блеснули:
– Ну, я Иван Стрункин. Забирать явился?..
– Нет, пришел поговорить.
– Бери стул, садись. Водку пить будешь?
– Спасибо, не пью.
– Во чудак ненормальный… Ну и не пей – мне больше достанется.
– По-моему, вам и так уже достаточно.
– Чего?.. Хочешь, по спору еще поллитряк уговорю и тары-бары с тобой буду вести хоть бы хны?.. – Стрункин, набычась, уставился нетрезвыми глазами на Голубева. – Родная жена в душу наплевала. Знаешь, как больно?..
Голубев сел на стул у буфета:
– Представляю. Затем и пришел, чтобы узнать, что у вас с женой произошло.
– Рога, паскудница, мне настроила, а я так ее боднул, что третий день неизвестно, где живет и чем питается.
– Избили?
– Не успел. Драпанула, как тренированная физкультурница. – Стрункин, туго соображая, наморщил лоб. – Небось, хочешь объяснение с меня взять за рукоприкладство? Такового не было. Из амбиции я натрепался мужикам, будто вилкой пырнул Тоську. Открыто сказать, намерение такое имел, но это еще не основание для привлечения к ответственности… Меня, друг милый, голой рукой не возьмешь! Я законы знаю…
– Хотелось бы уточнить подробности вашей ссоры, – миролюбиво сказал Слава.
– Подробностей я не видал, – Стрункин скрежетнул зубами, зажмурился и стукнул себя кулаком по лбу. – Всю жизнь стараюсь ради семьи, а Тоська с жиру забесилась, с начальником своим любовные шашни завела…
– С Головчанским?
– Ну а с кем больше?! Между прочим, мной уже составлено заявление прокурору. Хочешь, дам почитать?
– Давайте.
Стрункин протянул руку к буфету, выдвинул ящик и достал оттуда ученическую тетрадку. Подавая ее Голубеву, строго предупредил:
– Не вздумай порвать. Второй раз я так складно не напишу.
Слава перевернул тетрадную обложку и стал читать написанное, похоже, нетрезвой рукой:
«Уважаемый товарищ прокурор! Обращается к вам железнодорожный передовик труда Иван Тимофеевич Стрункин. Под такой фамилией и инициалами я числюсь в паспорте. Кто я на самом деле, сказать невозможно, потому что рождение мое состоялось в суровом 1941 году на временно оккупированной территории, вблизи г. Бреста, и родители мои погибли. Подобрали меня неизвестные люди и перекинули через линию фронта в детский дом-интернат. Здесь, в интернате, присвоили мне фамилию “Стрункин” ввиду того, что пальтишко мое было подпоясано струной от гитары. Инициалы же свои я получил от Ивана Тимофеевича – директора интерната. Год рождения определили
