которое теперь получит прибыль, не истратив ни копейки на рекламу, загребет жар чужими руками. Конечно, наглое поведение Марьяны возмутило ее прежних издателей, но плакать о потере никто не собирался, если случается скандал, то в паре «писатель – издатель» всегда побеждает последний (в конце концов людей, кропающих рукописи, в России больше, чем тех, кто их превращает в книги). Свято место пусто не бывает, в «Марко» посовещались и решили, что пора делать звезду из Арины Виоловой, то есть из меня. Еще и двух недель после того решения не прошло, а я, успевшая несколько раз продемонстрировать морду лица на центральных телеканалах, сообразила: слава – это не всегда приятно.
Но у Милки иное мнение по данному поводу.
– Пальцем тычут, – слегка снисходительно продолжала она, – подсчитывают, сколько шмотенка стоит, но, конечно, ошибаются. Комбезик дорогой до жути! Я одна такой имею!
Я вытянула руку и пощупала лохматый рукав. Похоже, Милке таки жарко, вон у нее все лицо какое красное…
– Катастрофа! – взвыла подруга. Она на секунду отвлеклась, рассказывая об обновке, но сейчас опомнилась и вновь заломила руки. – Вилка! Помоги!
– Давай выпьем кофе и поговорим спокойно, – предложила я.
Вообще говоря, мне следовало немедленно начинать работу над новой книгой. Олеся Константиновна, мой редактор, строго предупредила:
– Раз мы затеяли вашу раскрутку, то не задерживайте текст.
Писательница Арина Виолова, то есть я, естественно, клятвенно пообещала десятого сентября представить рукопись романа, которому суждено стать бестселлером. Но, увы, на столе пока громоздится пачка чистой бумаги, а в голове Арины Виоловой зияет пустота. Впрочем, я абсолютно не виновата в создавшемся положении – мне постоянно мешают, не дают сосредоточиться, а ведь я живой человек, отнюдь не робот. В начале августа подцепила какую-то странную болячку, без температуры, просто в полнейшей апатии лежала на диване. Олег не слишком любезно назвал недуг «обострением лени», но Куприн, как всегда, ошибся. Я исправно ходила по магазинам и посещала кино, просто пальцы ослабли и не могли держать ручку. Затем к нам приехали на неделю гости, потом зарядил дождь, а во время ненастья у меня падает давление. В общем, плодотворной работе, словно сговорившись, мешали все, включая природу. А сегодня? Только-только собралась начать роман, оставалось лишь убрать кровать, выпить кофе и сесть за стол, как появилась Милка. Ну не бросать же подругу в беде?
– Папа с ума сошел! – завсхлипывала Мила, усаживаясь в просторное полукресло. – Ну как не надоест идиотничать? Теперь такое купил! Столько отвалил!
Я понимающе закивала. Мы с Милой учились в одном классе и всегда хорошо друг к другу относились, жили по соседству и не слишком-то разнились по материальному достатку. Правда, меня воспитывала мачеха Раиса, крепко закладывавшая за воротник дворничиха[1], а у Милы имелись вполне положительные мама и папа, но только у нас обеих редко появлялись новая одежда и игрушки. Родители
О детстве и юности Виолы Таракановой рассказано в книге Дарьи Донцовой «Черт из табакерки», издательство «Эксмо».
