домик лет так 150-ти с венецианскими окнами стоял перед красным Моссоветом. Советской властью дом был разделен на множество клетушек по восемь-десять квадратных метров, причем высота потолков была около четырех метров. Поэтому комнаты выглядели как узкие пеналы, в которых люди и существовали. Коридор был заставлен четырьмя газовыми плитами. На входной двери, залатанной кусками драного дерматина по ее бокам, расположены 10 звонков, каждый к отдельному жильцу. В подъезде всегда пахнет мочой. Дверь подъезда никогда не закрывается, а туалетов в Москве – раз-два, и обчелся. Барская лестница широкая. Стены подъезда облупились, и из-под штукатурки видна дранка. Вот по этой лестнице и поднимались девушки, к которым привязан был я всей душой.
Однажды произошел случай, который мне очень помог в те времена. Сестра моей мамы, которая бежала из Германии в 30-х годах в Англию, вышла там замуж за лорда Англии сэра Гринхила и иногда присылала маме посылки с одеждой. Она просила в письме, чтобы мама продала ее и как-то перекрутилась в суровейшей жизни.
И вот в одной из этих посылок оказалась невероятно красивая куртка зеленого цвета с черными полосами-квадратами. На ней было множество золотых «молний» и золотых пуговиц. Я был единственный в Москве, кто поимел цветную куртку. Меня прозвали «пестроклетчатым».
У ментов чесались руки схватить меня как стилягу[5] и отправить в милицию. Но настали другие времена. Был 1957-й год – Всемирный фестиваль молодежи. Представьте, как я выглядел: цветная куртка, штаны-дуды, через которые еле пролезала ступня. Они обтягивали ноги почти как чулок. В посылке также оказались ботинки из Германии «Дорндорф». Они были со страшно острыми длинными носами.
Под курткой – рубашка с цветастым галстуком. Это была типичная одежда молодого американца тех «элвисовских» времен. Иногда вместо этих ботинок я надевал ботинки с подошвой в четыре сантиметра. Эта подошва по краям выглядела как гусеница трактора, то есть была изрезана углублениями.
Я просто поражал обывателей своим видом. Ну, а «чувихи» вообще падали в обморок, не имея сил отказаться от знакомства с таким «красавцом». Ну вот, я и появился в один из прекрасных дней во время фестиваля на «Бродвее». Случайно познакомился с итальянцем лет 35-ти. Его звали Джованни.
Как он сказал, ему очень нравится Москва и русские люди. Был он директором какой-то «ливорнской» железнодорожной ветки. Хотелось свободы, хотелось познакомиться с иностранцем. Мне было 23 года, и я был непоправимо глуп по тем временам.
Такое знакомство запросто могло закончиться высылкой за 101-й километр от Москвы.
Там бы я смог бесконечно красоваться в своей одежде перед свиньями, лежащими в грязных лужах, курами и деревенскими бабами, лузгающими семечки.
Чтобы доставить моему другу удовольствие, я закадрил двух чувих и, проводив развеселую тройку к себе домой, сам пошел за вином и закуской. Купив все это, я побежал домой. Но не тут-то было. Меня схватил
Стиляга – модник, выходящий из общепринятых рамок.
