был еще жив. Глаза убитых при таких сорокаградусных морозах сохраняли необычайную ясность.
Деревня была в ужасном состоянии.
Мы провели ночь среди молодой живности, что избежала резни. Кроме маленького теленка и кур в нашей комнатушке была дюжина голубей, которые спокойно ворковали, нечувствительные к людской ярости.
Когда мы проснулись, нас ожидал новый сюрприз: оттепель! Полная оттепель! Деревня плавала в двадцатисантиметровом слое воды.
Но солдаты сражаются в любую погоду, и мы пошли навстречу врагу среди трупов, плававших в колеях как брошенные по течению лодки.
Оттепель и мороз
Русские оттепели отличаются необыкновенной скоростью. В начале февраля 1942 года было сорок два градуса ниже нуля. Через четыре дня колеи стали реками глубиной в тридцать сантиметров.
Мы с трудом пробирались по склону, заваленному трупами, от Благодати на восток. Мы пристегивали сани, найденные в избах, к нескольким лошаденкам, бродившим в снегах. У нас не было ни сбруи, ни упряжи, ни вожжей; мы привязали лошадей красными электрическими кабелями, которые сто раз разрывались и которые мы неустанно восстанавливали.
Мы встретили одну советскую санную упряжь, чей возница и лошади были убиты: солдат, коренастый монгол, орехово-коричневый, весь окоченелый, смотрел на дорогу выпученными глазами. Рядом с ним лежала огромная зеленая бутыль, содержавшая двадцать литров томатного сока. Лошади были убиты, монгол был убит, а бутыль осталась целехонькой.
С самого начала спуска мы очутились в настоящем наводнении. Снег на полях таял, тысячи ручейков стекали на дорогу, но гололед сопротивлялся, вода поднималась все больше. Мы шли в этих ледяных речках по колено в воде.
Мы должны были остановиться на ночлег в одном хуторе, состоявшем из двух домов. В единственной комнате каждой избы, прижавшись друг к другу, стоя расположились восемьдесят хорватских добровольцев.
Невозможно было больше ни одному человеку протиснуться в две эти человеческие конуры. Два этих маленьких свинарника кишели массой изнуренных солдат, им невозможно было обсохнуть.
Нам ничего не оставалось, как пролезть по лестнице в пространство между потолком и соломенной крышей. На линии конька это «помещение» имело один метр высоты. Еще надо было пролезть от балки к балке под угрозой рухнуть на спины восьмидесяти хорватов. Нам пришлось целой сотней проползти до кровельных стропил и устроиться, прижавшись цепочкой друг к другу, в двух этих черных дырах. Мы могли оставаться, сидя на корточках или свернувшись калачиком. Такое положение было изнуряющим. У нас оцепенели ступни в больших башмаках, наполненных ледяной водой. С самого утра мы ничего не ели, кроме ломтя старого хлеба, да и то у многих не было даже этого.
В девять часов вечера откуда-то с верхнего конца лесенки ударил свет электрического фонарика. Надо
