идти там,пока не оплачут твои глаза
под рубрикой
«убитые»
набранного петитом…
Нам пока не идти на запад. Там – войска Антонова-Овсеенко, там черноморские моряки, высадившиеся на побережье Азовского моря. На север тоже нет хода, на севере Сиверс и его балтийцы, прочно занявшие Каменноугольный бассейн. На востоке – заснеженная степь до самого Царицына, где собирает войска будущий диктатор Северного Кавказа Автономов.
Можно только на юг. Но там нас не слишком ждут. Для «максималистов», будущих «красных», мы – «кадеты». Для тех, кто на юге, для Войска Донского и Алексеевской организации мы…
И в самом деле, кто мы для них?
– Ну, не понимаю, господа! – Лапища Мионковского оставила в покое бороду, скользнула по расстегнутому тулупу. – Зачем так уродовать слова? Конечно, когда-то и Надсон казался чем-то из ряда вон, но такое… Нет, нет, не мое!
Бой позади – внезапный, короткий, почти бескровный. Красногвардейский отряд предпочел сдаться, услышав лихое гиканье нашей импровизированной конницы. Хивинский все-таки молодец.
– Ну, тогда вам, Леопольд Феоктистович, Ломоносова должно читать, – меланхолично парировал поручик. – Вот-с, обратитесь к Николаю Федоровичу, он, как и вы, истинный ретроград.
Интересно, как там дела у фольклориста Згривца? Сил у него побольше, но и противник серьезнее – красные казаки Подтелкова. Зато у штабс-капитана – бронеплощадка, страшная и ужасная «Сюзанна ждет!». Поэтому я и рискнул, взял с собой батарею вместе с Мионковским, нашим Рére Noel.
– Что? – наконец, сообразил я. – Ломоносова? «Борода предорогая, жаль, что ты не крещена…»?
Леопольд Феоктистович смущенно заерзал. За седую бороду его и прозвали Рождественским Дедом. За нее – и за то, что в отряд он пришел аккурат в сочельник, причем с большим и тяжелым мешком.
В мешке была тщательно проложенная ветошью артиллерийская оптика. Подарок пожилого отставника, помнившего еще Шипку и Шейново, оказался очень к месту.
Я поглядел в белое, затянутое льдом окошко. На войне – перерыв, до утра можно не спешить. Хоть Маяковского читай, хоть Ломоносова, хоть Андрея Вознесенского. Всяческие «янки» при дворе осчастливленных ими Артуров предпочитали Высоцкого, но гитары в хате не оказалось, да и отвыкли мои пальцы от «трех аккордов».
Ладно…
– Тоже современное, – объявил я. – Современней некуда.
…Только через девять лет напишут.
– Зато почти про нас с вами. Даже погода соответствует.
Я вновь покосился на заледенелое окно. Партизанить в зимней степи – тот еще бал-маскарад. А впереди – февраль, страшный месяц «Доживи до весны»…
– Широки просторы. Луна. Синь.
Тугими затворами патроны вдвинь!
Месяц комиссарит, обходя посты.
Железная дорога за полверсты.
Рельсы разворочены, мать честна!
Поперек дороги лежит сосна.
Дозоры – в норы, связь – за бугры, —
То
