чувствуя себя чуть ли не воровкой, но бабушка велела ей сделать именно это.
«Когда я почувствую, что скоро предстану перед Всевышним, – говорила она, – я кое-что оставлю тебе в шкатулке, которую когда-то подарил мне дедушка».
В шкатулке поверх недорогих украшений, которые Талли видела на бабушке всего несколько раз, лежал сложенный листок розовой бумаги, на котором было написано ее имя.
Медленно развернув листок, Талли начала читать:
«Моя дорогая Талли!
Прости меня, мне очень жаль. Я знаю, как ты боишься остаться одна, боишься, что все тебя бросят, но у Бога для каждого из нас имеется свой план. Я осталась бы с тобой подольше, если бы могла. Мы с дедушкой всегда будем глядеть на тебя с небес. И если ты веришь в это, то никогда не будешь одинока.
Ты была самой большой радостью в моей жизни.
С любовью, бабушка».
«Была».
Бабушка ушла туда, откуда уже не вернется.
Талли стояла, наблюдая за текущей мимо нее вереницей пожилых людей. Некоторые узнавали ее и подходили выразить соболезнования.
– Мне так жаль, дорогая…
– Она сейчас в лучшем мире…
– Со своим любимым Уинстоном…
– Она не хотела бы, чтобы ты плакала…
Талли вытерпела, сколько смогла, потому что знала, что этого хотела бы бабушка, но к одиннадцати часам она уже готова была кричать. Неужели никто из соболезнующих не видит и не понимает, что она – одетая в черное семнадцатилетняя девочка, – осталась на целом свете совсем одна.
Если бы только Кейт и ее родители были здесь! Но она не знала, как можно связаться с ними в Канаде, а поскольку они вернутся только через два дня, придется ей справляться со всем одной. Если бы рядом были эти люди, которых ей так легко было представить своей семьей, наверное, она бы выдержала всю службу до конца.
Но у Талли уже не было сил держаться и слушать, как люди, прощаясь, говорят о бабушке, разрывая душу Талли. Она встала и вышла из церкви.
На улице, при ярком свете августовского солнца, она снова смогла дышать. К глазам подступали слезы, а в голове крутился нелепый вопрос: «Как ты могла оставить меня одну?»
Стоя около старомодных запыленных автомобилей, она изо всех сил старалась не расплакаться. А еще она старалась не вспоминать и не думать о том, что же будет с ней дальше.
За ее спиной хрустнула ветка, и Талли оглянулась. Ее взгляд скользнул по припаркованным машинам. А потом она увидела ее.
На границе церковной территории, где росли раскидистые клены, стояла в тени Облачко и курила длинную тонкую сигарету. На ней были потертые вельветовые брюки-клеш и несвежая свободная блузка. А копна спутанных каштановых волос лишь подчеркивала неестественную худобу.
Талли не смогла сдержать прилив неожиданной радости, от которого учащенно забилось
