исследует каждую пуговку на ее платье.
Знала ли об этом Ванесса? Она знала обо всем.
– Еще раз вот так исчезнешь, – предупредила она меня на следующий день во время «завтрака знакомств» в Бароссе (Филиппа, к тому времени уже хорошо мне знакомая, сидела напротив, вся такая чопорно-бесстыдная, – эти «трепещущие над словами» те еще сучки), – и ты отправишься в Лондон один.
– Ты хочешь остаться в Австралии? Да ты здесь в два счета свихнешься.
– Нет, это ты здесь свихнешься. Впрочем, ты уже свихнулся.
– А ты что будешь делать: разводить кур и выращивать виноград?
– Я найду здесь покой.
Ага, покой! Если женщина ищет покоя, ей противопоказан брак с писателем. Уж лучше попытать счастья со взрывотехником.
Так что теперь, предложив поехать в Австралию, я сознательно провоцировал Ванессу. Писатель провоцирует свою жену – чем не завязка сюжета?
В конечном счете мы остались в Лондоне и начали обсуждать развод.
– Не угрожай тем, что ты не готов сделать, – сказала она.
Вообще-то, идея принадлежала ей, и я об этом напомнил. Менее всего я хотел развода. Я по-прежнему получал болезненное удовольствие от общения с Ванессой и приходил в возбуждение от одного ее вида. Лицо ее было как комната со стенами, покрытыми осколками зеркал, острыми и кровоточащими. Глядя на свое отражение в этом лице, я видел себя изрубленным на мелкие кусочки.
Нимб ее огненно-рыжих волос уподоблялся моей фонтанирующей крови. Ее слегка неровные зубы – которые казались расшатанными, хотя это было не так – напоминали состояние моего рассудка.
Тогда почему я сбежал от нее в ту южно-австралийскую ночь с Филиппой, которая не шла с ней ни в какое сравнение? Да просто потому, что подвернулся случай. И потому, что мне надо было поддерживать репутацию Дикого Гая. Только не спрашивайте, в чьих глазах. В своих собственных, на худой конец.
И еще потому, что угрозы Ванессы подать на развод приятно щекотали мои нервы.
– Разумеется, идея принадлежит мне, – ответила она. – Все твои идеи так или иначе исходят от меня.
– Не буду спорить. Тем более что у меня вообще нет идей. Я не философ, я антифилософ. Я рассказываю истории.
– Истории? Когда у тебя были свои истории, помимо тех, что ты получал от меня?
– Назови хоть одну такую, Ванесса.
– Да хотя бы вот эта!
– Пожалуй.
– Ты должен знать, – сказала она, вдруг отворачиваясь от меня, словно любое другое зрелище было ей приятнее, – что мне противен твой образ мыслей.
– Моих мыслей?
– Или мыслишек, если выражаться точнее.
– Тебя злит, что я начал новую книгу?
Ванесса злилась всякий раз, когда я начинал новую книгу. Ведь тем самым у меня их становилось еще одной больше, чем у нее, так и не начавшей новую книгу, поскольку она еще не закончила –
