яйца к своей теще?
– Если можно так выразиться.
– А ты выразись яснее: да или нет.
– Вроде бы да и вроде бы нет.
– А я знаком с твоей тещей?
– Будь ты с ней знаком, тебе не пришлось бы спрашивать. Такие женщины не забываются.
В подтверждение своих слов я начал вращать глазами, как бы оглядывая ее бедра. Он ждал, грызя большой палец, пока я снизу вверх обводил взглядом рельеф ее воображаемого тела. – Как ее имя?
– А при чем тут имя?
– Хотелось бы знать, кого именно я не смогу забыть, если однажды с ней встречусь.
– Поппи.
– Поппи! – Он втянул воздух сквозь зубы, словно возбуждаясь от одного лишь произнесения этого имени. – Поппи – а дальше?
– Поппи Эйзенхауэр.
Если предыдущий вздох говорил о возбуждении, то этот – уже о влюбленности.
– Из тех самых Эйзенхауэров?
– Не исключено дальнее родство. Ее второй муж был американцем. Вряд ли она успела раскопать его семейные корни, так как прожила с ним недолго. Он порвал с ней из-за того, что она позировала в обнимку с виолончелью для афиши концерта Боккерини[26].
– Не столь уж страшный грех, на мой взгляд.
Я не сообщил ему одну деталь, которую Поппи с шокирующей прямотой поведала мне уже вскоре после нашего знакомства: для той афиши она снялась обнаженной. Фрэнсису это знать было не обязательно.
Однако он вполне мог вообразить ее обнаженной и без моей помощи. «Поппи… позировать… виолончель… Боккерини» – такая комбинация слов сама по себе наводила на мысли о женской наготе.
Он изогнул одну бровь вопросительным знаком. Я пошевелил бровями, пытаясь изобразить желательный ему ответ.
– Значит, она снова вышла замуж? – спросил он, мелодично присвистнув.
Я отрицательно покачал головой.
– И ты до сих пор меня ей не представил? Я знаком с твоей женой, так почему бы не познакомиться и с ее мамой?
– Ах, Фрэнсис! – воскликнул я, намекая, что не рискнул бы доверить ее этому демоническому карлику-соблазнителю. Вот до какого подхалимажа вынуждены опускаться современные авторы.
Он наклонился вперед с еще большим трудом, чем ранее опускался на стул, и повторил имя:
– Поппи Эйзенхауэр.
Похоже, его что-то беспокоило, но он и сам не сразу понял, что именно.
– Надеюсь, ты не собираешься писать об этом роман? – спросил он. – С тебя станется.
– О чем?
– О Поппи Эйзенхауэр и о тебе. Об этой ситуации.
– «Мартышка и теща»?
Он сложил ладони умоляющим жестом, явно теряя терпение:
– Гай, если ты не собираешься переселяться в джунгли и жить с обезьянами, как Джейн Гудолл[27], – заметь, я вовсе не отговариваю тебя от этого, – но если у тебя
