бы с братьями, но рука… – Томас с сожалением глянул на левую культю, горестно вздохнул, – Меч-то я, слава Господу, держу по-прежнему крепко, и оборонять замковые стены могу не хуже других. Но в конных вылазках мастер Бернгард участвовать мне запретил. Говорит, повод должен лежать в крепкой длани, а не болтаться намотанным на огрызок предплечья.
Всеволод покосился на Сагаадая. Вот уж кто спокойно управился бы с лошадью вовсе без рук – одними только ногами. Но тевтонский рыцарь – это, конечно, не степной кочевник. Однорукий тевтон в седле, пожалуй, и в самом деле много не навоюет.
– Я, несколько раненых и немощных братьев, небольшая часть стрелков и кнехтов остались здесь, чтобы отдать последний долг павшим, приглядеть за замком и подготовить крепость к новому штурму, – продолжал калечный германец. – Но не будем об этом. Сейчас у нас милостью Божьей великая радость. Ты, брат Конрад, все-таки привел союзников Святого братства!
Закончив свою речь, Томас, наконец, повернулся к Всеволоду и Сагаадаю. Кастелян безошибочно распознал предводителей союзных дружин и приветствовал обоих сдержанным поклоном.
– Прошу простить за то, что заставил вас и ваших воинов ждать у ворот. В этом не было ни злого умысла, ни желания обидеть или оскорбить. Времена нынче неспокойные. А когда ночи опасны, то разумный человек и днем стережется. Здешние разбойники – черные хайдуки, могут пожаловать к крепости и при солнечном свете. Да и одиночка-вервольф в человеческом обличье, того и гляди, проберется незамеченным. Кто ж их знает – все ли они сбежали от кровопийц, или кружат еще где-нибудь поблизости. Береженного, как известно, Господь бережет, а воинов мне мастер Бернгард оставил немного. Вот мы и опускаем решетки, даже когда за стеной ведутся работы. Потерять нескольких работников все же не так страшно, как потерять весь замок…
Всеволод поморщился. Такая логика ему была не по душе. Хотя с другой стороны… В чем-то, наверное, однорукий рыцарь прав.
Томас, видимо, заметил неодобрение, промелькнувшее на лице гостя, но понял его по-своему. Поспешил заверить:
– Разумеется, нерадивый страж, не сообщивший мне о вашем появлении сразу, будет наказан со всей надлежащей строгостью.
Кастелян кивком указал в сторону, где, понурившись, стоял кнехт – маленький, худенький, невзрачный человечек с изуродованным лицом. На правой щеке кнехта выделялась рваная, не до конца еще зажившая рана. Ни меч, ни копье такую не оставят, а вот упыриный коготь – запросто.
– Не стоит, – поспешил заступиться за провинившегося стража Всеволод. – Мы не в обиде. Думаю, имелась уважительная причина, по которой этот воин не осмелились вас потревожить. Я слышал колокольный звон.
Тяжкий вздох.
– Ну, вообще-то… – кивнул Томас. – Знаете, вы прибыли в тот момент, когда мы прощались с братьями, погибшими в бою.
В воздухе повисла неловкая пауза. Упрек – не упрек. Извинение – не извинение.
– Не карайте своего стража, – еще раз попросил Всеволод. – Пусть дальше
