принимал чужие проблемы. Обладал доведённой до крайности неприятия ненавистью к проявлениям несправедливости, насилия, нечестности. Одним словом, редкостный для нашего времени типаж.
И всё-таки постоянная привязанность в его жизни имела место, Сергей узнал и об этом. То была медицинская сестра, проживавшая неподалёку, которой как-то раз объект нашего исследования помог донести до дома тяжёлый пакет купленных в магазине продуктов. Барышня была лет на пятнадцать моложе, но также коротала одинокое городское существование в окружении чужих и во многом чуждых по образу жизни и повадкам соседей.
Борис Григорьевич и Люба, так звали медицинскую сестру, с первой же встречи прониклись симпатией друг к другу и, будучи людьми независимыми от предрассудков, вскоре начали встречаться. Возможно, если бы не внезапная кончина Сверчкова, дальнейшее развитие их взаимоотношений привело бы к созданию семьи, чего Люба, по её признанию, желала.
Помимо близкой женщины, был ещё один человек, по отношению к которому Сверчков питал тёплые дружеские чувства и кому оказывал посильную помощь.
То был лишившийся ног в Афганистане сослуживец, в своё время спасший раненого Бориса Григорьевича, вынеся его на себе из под огня моджахедов.
Оправившись после ранения, Сверчков не оставлял попыток отыскать своего спасителя. Более двадцати лет ему это не удавалось, и, наконец, он обнаружил друга, оставленного родными, спаиваемого проходимцами, нацелившимися на его однокомнатное жилище, в подмосковном городке.
Изгнав мерзавцев, Борис Григорьевич перво-наперво принял меры по избавлению приятеля от пагубного пристрастия к алкоголю. Затем нашёл инвалиду посильную надомную работу. Точнее, даже не нашёл, а придумал её и оплачивал, похоже, из своего кармана.
Не найдя возможности в России изготовить другу современные протезы, Сверчков списался с известной германской клиникой и, получив на то согласие администрации, принял на себя все расходы по поездке и лечению. Вот, собственно, для чего потребовались все его накопления, на это благое дело он их направил.
В тот день они с Любой были на вокзале, где посадили в поезд товарища и нанятого для этого сопровождающего медицинского работника. Простившись, вышли на привокзальную площадь, и решили взять такси для поездки домой. Водители вереницы машин, выстроившихся в ожидании пассажиров, дружно спровадили их в голову очереди. В ответ на названный шофёру адрес, Борис Григорьевич услышал столь высокую цену, произнесённую на ломаном русском языке, что решил: померещилось. Переспросил, убедился, что понял правильно, и опешил от наглости:
– Не слишком ли заламываешь, приятель?
– Нэт дэнги, иды пешком! – покоробила его грубая фраза, сопровождаемая презрительной золотозубой ухмылкой.
– Да, я тебе! Не смейте здесь свои порядки устанавливать, – вскипел Сверчков и сквозь опущенное стекло дверцы автомобиля потянулся сильной рукой, чтобы
