что всего лишь исполняет свою работу, что ей хорошо платят и она всем довольна.
Мое увлечение таксидермией доставляло ему величайшую радость. Я продолжала заниматься ею, когда закончила школу, а потом – когда оказалась в Лондоне одна без единого пенни в кармане и принялась изготовлять всяких диковинных тварей и модные аксессуары, сдавая их в антикварный магазин в Гринвиче. Дедушка то и дело просил рассказать, что я делала тогда: шляпки, украшенные воробьишками, чирикающими в своих гнездышках, брошки, которые я мастерила из крошечных мышат (вместо хвостов у них были серебряные цепочки, а вместо глаз сверкали драгоценные камни). Я создавала странные гибриды животных: кошек с голубиными крыльями, кроликов с рогами молодого оленя. Дедушка поистине наслаждался, когда я рассказывала, как меня вдруг увидели соседи по квартире, когда я в одной пижаме отпиливала на кухонном полу голову мертвой лисице, а потом, забыв распри, объединились с одной целью добиться моего выселения. Крови от той операции было немного, но все были уверены, что я убила ее собственными руками. На самом деле я нашла ее мертвой, хотя целой и невредимой, позади дома. Ее морда была испачкана какой-то дрянью из соседских мусорных баков. Скорей всего, чем-то отравилась.
– Я рада, что ты относишься к этому с юмором, – сказала я, когда он в очередной раз расхохотался. – А мне жить было негде, и в карманах ветер гулял.
Но я всегда находила выход из самого сложного положения. В конце концов пристроилась к одной молодой паре, державшей собственный магазин. Они ничего не имели против, когда я приносила домой дохлых животных и хранила их в морозилке.
– Расскажи еще раз, Рози, – сказал дед, закрывая глаза. – Что мы с тобой сделали с той сорокой, помнишь, в первый раз?
– Разрезали, выпустили воздух через задний проход, все, как ты мне говорил.
– А потом?
Он был похож на ребенка, который слушает давно знакомую сказку на ночь. Я рассказывала ему о том, как сразу после школы я работала в профессиональной мастерской, изготовляя чучела из охотничьих трофеев, главным образом, для американских туристов – оленей, за убийство которых они заплатили уйму денег. А когда я решила изготовить чучело дикого кабана не свирепого вида, как было приказано, а с веселенькой, дружелюбной мордашкой, меня уволили, и подобного рода таксидермией, когда животное убивают лишь для того, чтобы сделать из него чучело, я больше никогда не занималась. После того случая я набивала чучела только животных, сбитых машиной, или почивших домашних любимцев, даже занималась реставрацией старых чучел, давая им новую жизнь, а когда дедушка умер, я уехала из Лондона, вернулась домой и поступила в университет, решив посвятить свою жизнь науке; времени на таксидермию у меня больше не оставалось.
Наутро я проснулась рано. При свете дня трудно представить себе всю жуть подземных толчков в тихую, залитую лунным сиянием ночь. В комнате было столько пыли, что голова шла кругом. Спала я одетой, только сбросила обувь, и все. Впервые за долгое время не нужно
