определения: оглушительная овация. А ведь, казалось бы, что этим двадцатилетним парням и девчонкам до дел минувших дней?
Они пришли «на Крючкова»!
Известно, что, когда великий скрипач и композитор Никколо Паганини скончался, католическая церковь отказала ему в погребении, считая его при жизни орудием в руках дьявола. Близкие и друзья артиста возили гроб с его телом из города в город, и везде церковные иерархи отказывали ему в месте последнего успокоения.
Когда сценаристу Олегу Стукалову-Погодину, сыну нашего известного драматурга Николая Погодина («Человек с ружьем», «Кремлевские куранты» и т. д.), заказали сценарий многосерийного телевизионного фильма о Паганини, он придумал, как посчитал, сильный драматургический ход. В каждом порту, куда прибывали со скорбным грузом друзья артиста, таможенники требовали открыть крышку гроба, чтобы убедиться, что нет контрабанды. И при каждом очередном вскрытии оператор должен был показывать крупным планом, как раз от разу изменяется выражение лица покойного: то спокойное, то гневное, то усталое, то с саркастической улыбкой. Автор хотел показать, что и после смерти музыкант не мог освободиться от обуревавших его при жизни страстей. Осталось лишь найти актера, похожего на Паганини и способного выразить с закрытыми глазами всю эту, как говаривал Аркадий Райкин, «гамму чувств».
И тут Олег встречает на каком-то вечере Крючкова, с которым через отца был знаком с детства, объясняет ему суть дела и спрашивает, нет ли у него на примете актера, который сыграл бы Паганини в гробу. Николай Афанасьевич оживился.
– Конечно, есть, старик! Ты что! У меня на примете есть такой экземпляр, что ты ахнешь! Толя Рогов. Не слышал?
Олег о Толе Рогове не слышал.
– Копия Паганини, и гримировать не надо, старик! – продолжал Крючков. – Клади его в ящик – и все! Понимаешь, старик, он как напьется, стучит себя в грудь и плачет: дайте, говорит, мне амплуа, и я переверну весь мир! Это амплуа как раз для него – он все равно бездельничает, так пусть уж лучше лежит себе в гробу и строит рожи. Все при деле!
Олег нашел этого Толю, дал ему почитать сценарий (хотя к чему бы ему это?), и артист загорелся. Долговязый, нескладный, с длинными до плеч волосами, он действительно был похож на своего героя, каким его изображали на рисунках современники. Но нужно-то было только лицо. И оно не подкачало.
– А знаете, – вытаращил он на Олега огромные глаза, которые опять же в фильме были совсем ни к чему, – ведь, кажется, в мировом кино ни у кого еще не было такого амплуа… Ну, мелькают там в дюдиках всякие трупные морды-маски… Но ведь это совсем другое: сыграть покойного, который продолжает жить страстями человеческими! Вы гений, Олег Николаевич! Такое придумать…
Толю пригласили в «Мосфильм» на кинопробы. Его положили на стол, и он притворился мертвым.
В это время в павильон вошел Крючков, который снимался по соседству, и, прижимая палец к губам, тихо отошел в сторону. Увидев на двери название фильма, он решил, видно, поддержать
