любовно поет его голос, разрушая стену ее страха, – а после тебе будет очень легко…
Всё, что Ольга чувствует – это как деревенеет от испуга ее тело и пересыхает во рту. А затем становится тепло от прикосновения его рук. И, кажется, время замирает, легкие навеки перестают дышать, а на землю спускается вечная мгла. Бесконечная лазурь его глаз неторопливо растекается перед ее взором, застилая собой все пространство вокруг и даже внутри нее…
Холодно. Кончики пальцев слегка онемели и покалывают. Во рту царит пустыня. Кружится голова.
Кажется, все это ей описывала Анна.
Ольга с трудом приподнимается на постели. Сознание мутится, картинка перед глазами нечеткая. Дрожащая рука ощупывает горло. Слева на шее отчетливо чувствуются небольшие ранки с подсохшей кровавой корочкой.
Она жалобно всхлипывает. Ей страшно. Слегка тошнит, и от волнения голова кружится еще сильнее. Сильно дрожат руки. Это слабость от потери крови. Утешает только одно – она все еще жива.
Все эти дни, что Оно жило под ее крышей, страха не было. Он прошел, испарился, растаял… Был лишь интерес к неведомому, необъяснимому. А теперь страх вернулся. Закрался в самые потайные уголки сознания и пугает ее оттуда, усталую и обессиленную…
Водоворот мыслей кружит в ее сознании. Святая вода… Церковь… Крест.
Может ли что-то из этого ей помочь? Если бежать, то куда, к кому?
Ольга, пошатываясь, поднимается. Она в спальне. Как она тут оказалась, догадаться несложно. А чем он тут с ней занимался – еще легче. В душе – отвращение к самой себе и… гнев! Безудержный. Обжигающий. Дарующий силы.
На шатких, неустойчивых ногах она движется к двери, кутаясь на ходу в покрывало.
Коридор. Дверь ванны, туалет, поворот, холл. Гостиная…
Он сидит на подоконнике и смотрит в окно. Его тело расслаблено, лицо безмятежно. Он всецело умиротворен.
– Очень красивое небо, – тихо шепчет его голос. – Неужели оно всегда было таким красивым? Почему я раньше этого не видел…
Ольга опирается о диван. Она молчит. На гнев уже не хватает сил, они все ушли на то, чтобы добраться до гостиной.
Алекс ведет себя странно. То же безупречное лицо и тело, но совершенно иное выражение лица и глаз, тот же голос, но в нем слышится совсем другая мелодия. Словно не тот человек…
Ольга спохватывается, напоминая себе, что это волак, вампир, и если в нем и произошли перемены, то лишь благодаря воздействию ее крови.
– Прости, – шепчет он, оборачиваясь. – Задумался. Ты, верно, голодна. Присядь.
Он вскакивает. Осторожно, как заботливейшая из сиделок, усаживает ее на диван и подкладывает ей за спину подушку. Ольга хмурится. Происходящее ей непривычно.
– Ты укусил меня, – она старается вложить в эти слова весь свой гнев и обиду. Выходит плохо. Голос сиплый и слабый.
– Да. Прости. Я знаю, что виноват. Слишком увлекся. Головокружение пройдет. Тебе нужно поесть. Я приготовил обед. Все, как
