усмехается ее ожиданию, смакует его. Он не собирается полностью открывать занавес тайны. Не сейчас…
В музее истории, закрытом на текущий ремонт, он демонстрирует ей чудеса внушения. Директор музея изображает по его желанию кактус в пустыне в засушливый год, а его секретарша танцует «Лебединое озеро». Волак смеется. Ему весело. Ольга хмурится. Происходящее кажется ей отвратительным, а он сам – вульгарным хамом, избалованным, развращенным типом.
– Прекрати! – требует она, когда к танцу секретарши для его увеселения присоединяется и уборщица. – Это уже не смешно. У тебя нет права насмехаться над этими людьми.
– Почему? Кто силен, тот и прав! Разве не по этому принципу живут люди в нашем мире?
– Но это никому не дает права унижать слабых, – грустно возражает она. – Я ухожу.
Она разворачивается к выходу, и он некоторое время провожает ее заинтригованным взглядом, а затем предлагает:
– Пообедаем? Я угощаю.
– Не желаю есть на ворованные деньги.
– Заплати ты.
– Оплачивать твою нездоровую тягу к роскоши я желаю еще меньше!
– Тогда не упрямься. Из двух зол положено выбирать меньшее.
Элитный ресторан – самый дорогой в городе. Неповторимое меню, французский повар, шампанское «Кристалл». Она безразлично ковыряет вилкой в своей тарелке, он ест с отменным аппетитом. Вокруг красиво, как в сказке. Живая музыка, живые цветы и… живой вампир. За столом напротив…
– Тебя возможно поймать?
– Никто не ловил.
– Почему?
– У меня много лиц. Но никто никогда не вспомнит ни одного из них.
– Ты бессмертен?
– Все бессмертны – в широком смысле этого слова. Но тела наши бренны, увы, – вздыхает он безразлично. – Другое дело, сколько мы способны в них прожить.
– И сколько же ты способен прожить в своем теле?
– Вопросы возраста для меня столь же интимны, как и для всякой уважающей себя женщины. Но позволю себе заметить, что я уже значительно старше тебя.
Он ухмыляется и кладет себе в тарелку очередной кусок осетрины.
– Намного?
– Что есть «много» или «мало» перед ликом вечности? – разводит он руками, усмехаясь.
Он снова играет с ее интересом, водит за нос, разжигает любопытство и, похоже, не спешит погасить его своими ответами. Одно слово – вампир!
– Значит, так ты живешь? Банальный потребитель чужого труда. Праздно и легко, пока другие надрываются? – замечает она.
– А кто же тебя вынуждает надрываться, Олюшка? – елейно улыбается он.
– Необходимость.
– Необходимость, говоришь? Она ли? Или это делает страх? Что без твоих трудов праведных ты вообще никому не нужна? В тридцать лет ты впервые подумала об этом. И вот уже шесть лет эта мысль не оставляет тебя, не правда ли?
Он неспешно растягивает
