не понимаю. Мы танцевали…
Девушка замолкает, но вскоре раздается звук ее неуверенных шагов:
– Голова словно пьяная…
– Почему «словно»? – язвит Ольга.
– У меня неприятие алкоголя. Я даже пиво не пью…
– Святая невинность! – вытирая руки, усмехается женщина.
– Ничего не помню, – всхлипывая, шепчет девушка.
Ольга присматривается. Вид у незнакомки не разгульный. Она не дешевка и не продажная. Глаза честные, улыбка смущенная, одежда приличная. Кто-то измял ее, одурманенную, в кабинке туалета: неудивительно, что теперь она испугана и растеряна.
В сердце закрадывается непрошеная жалость.
– Может, тебя опоили? – вслух предполагает Ольга.
Девушка заинтересованно оборачивается в ее сторону, и Ольга повторно замирает. Она смотрит на отражение девушки: на ее шее отчетливо виден небольшой кровавый след…
– Ты точно не помнишь, как его зовут? – настойчиво спрашивает Ольга.
Девушка крутит головой из стороны в сторону. Она не помнит.
– А как выглядит, рост, цвет глаз, что угодно?
– Ничего. Сплошное размытое пятно. Помню его голос, такой сладкий, чарующий…
– Что он тебе говорит?
– Предлагает потанцевать. Потом говорит, что мне нужно выйти в туалет. И я иду. А потом… ничего. Пустота.
Ольга хмурится, размышляет, Анна все плотней кутается в ее теплый плед.
Они пьют чай на кухне Олиной квартиры и разговаривают. Уже близится рассвет, а они все сидят.
– Спасибо, что не бросила меня, – в очередной раз говорит Анна.
– Не обсуждается, – бурчит в ответ Ольга.
– Знаешь, что я еще помню? – тихим шепотом говорит девушка и, дождавшись внимательного взгляда, продолжает: – Ему совершенно невозможно сопротивляться…
«Ему совершенно невозможно сопротивляться», – эти слова постоянно пульсируют в ее мозгу и не дают ни спать, ни есть. Она кажется сама себе сумасшедшей, когда ровно через неделю вновь перешагивает порог того самого клуба. На этот раз она идет одна и делает это намеренно. Если ее расчет верен, во-первых, Он – роковой неизвестный, что проколол шею девушке по имени Анна, – интересуется именно одиночками. А во-вторых, подвергнуть девушку повторному испытанию, хоть та толком ничего не помнит о своих злоключениях, женщина не желает. Возможно, это глас нереализованного материнства: Ольге тридцать шесть, а Анне – всего восемнадцать, при других обстоятельствах они вполне могли бы быть матерью и дочерью.
– Марк, есть ли среди завсегдатаев вашего заведения мужчина, молодой человек или юноша, который может вскружить голову любой даме? – спрашивает она бармена, протянув шелестящую купюру.
– Такой, как ты, или дурочке из молодых? – улыбается он.
– Любой.
Марк задумывается, а потом, поджав губы, крутит головой.
– Есть пара типов, что любят молоденьких пустоголовых кукол, но
