никто не трогает! – Я невольно повысил голос. – Но и ты, будь добра, не трогай моих отношений с дочерью! Катя все-таки моя дочь!
– Странно, что ты об этом помнишь! – уколола меня в очередной раз Ольга. – Иначе сидел бы у больного ребенка день и ночь!
Я сдержался. Не стал напоминать Ольге о том, что вообще-то работаю, каждый день с восьми утра и порой до поздней ночи, в отличие от нее, которая, с тех пор как ушла к своему Эдику, находится на полном его обеспечении. И что навещаю Катюху при первой же возможности.
– В общем, завтра с утра чтобы был в больнице! – пригвоздила меня Ольга, а следом в трубке послышалось ее недовольное «На!»
Затем я услышал голосок Катюхи и понял, что Ольга находится сейчас в ее палате и намеренно сунула трубку дочери.
– Папа! – голос дочери звучал радостно.
У меня, признаться, екнуло и больно защемило сердце, хотя вроде никогда я не был особенно сентиментальным.
– Папа, ты придешь завтра?
– Приду, солнце! – твердо ответил я, так как еще не знал о том, что подполковник Герасимов решил подложить нам такую свинью.
– Я тебя очень буду ждать, папочка! Я тебя люблю!
– Я тебя тоже, – проговорил я, и следом зазвучали гудки – Ольга выдернула телефон у дочери.
Я отодвинул стакан с успевшим остыть чаем, откинулся на спинку стула и вытер лоб рукой. Воспоминания волной накатили снова. Ольга ушла от меня несколько месяцев назад. Ушла нехорошо, внезапно, без предупреждения и обсуждения, просто поставила перед фактом. Но даже не это обидело меня больше всего, а то, что ушла она тихо, по-воровски, забрав все вещи, пока я был на службе. И даже не дала мне поговорить с Катюхой. А потом… Потом даже не позвонила, а скинула эсэмэс-ку, что нашла достойного человека, который станет заботиться о ней и о дочери.
Я вспомнил тот злополучный вечер, как сидел, тупо уставившись в экран телефона, перечитывал эсэмэску в сотый раз и не мог поверить, что это происходит в реальности. Собственно, охлаждение отношений чувствовалось и до ухода Ольги, но я списывал это просто на временный этап, неизбежно возникающий в любом семейном союзе.
Тогда я впервые посмотрел на ситуацию другими глазами. Вспомнил, что Ольга частенько стала отказывать мне в супружеской близости, ссылаясь то на недомогание, то на усталость. А так как я и сам, признаться, уставал как собака после службы, то постепенно перестал настаивать, довольствуясь редкими моментами раз-другой в месяц. Мне не хотелось давить на жену. Сейчас я думал – может быть, зря? Зря не придал тогда этому значения, зря не поступал жестко, требовательно, как положено «настоящему мужику»?
Эту формулировку, «настоящий мужик», я стал часто слышать из Ольгиных уст. И в ее представлении она сильно отличалась от того, что я вкладывал в это понятие. Дело в том, что я по натуре человек мягкий, и в супружеских отношениях ценю прежде всего заботу и взаимное уважение. Ольге же, как я понял, импонировала грубая
