настраивало многих среди воевод, ратников, народа против него. Правители Первой династии все были воинами; один Вайго стоил десятка человек и парочки львов.
– А ты будешь.
Тсино просиял. О сражениях он грезил, но – на сей счёт Хельмо был спокоен – наказ не покидать столицу должен был исполнить. Слово отца было для него золотым. Слово «братца» – булатным.
– Если вдруг убьют меня, – точно будешь. Отомстишь за меня?
Он сказал в шутку, посмеиваясь, но тут же ему пришлось пожалеть о своих словах.
– Хельмо-о-о!
Мальчик провыл это, мгновенно перестав улыбаться, ухватил его за руку, обнял и уткнулся куда-то в грудь. Кажется, он, державшийся из последних сил, теперь всхлипывал. Хельмо устало прикрыл глаза, хлопая его по спине.
– Да не убьют. Не убьют…
– Самозванка зла-ая, стра-ашная… она ночные ку-ульты исповедуе-ет…
– А я слышал, что Самозванка красива, – откликнулся Хельмо и потрепал Тсино по макушке. – А ну перестань. Перестань хныкать. Я их выгоню. Всех выгоню. И лунных, и крылатых, и…
– Огненные дикари тоже могут быть злые, – пробормотал Тсино.
Его никак не удавалось отодвинуть, вцепился намертво, что котёнок коготками, – будто этим мог помешать уехать. Хельмо, пусть и тронутый его тревогой, не выдержал и пожурил:
– Да что ты такой трусишка, что ты… – Он осёкся, нахмурился. – А ну постой-ка. При чём тут язычники? С чего ты решил, что они…
– Папа ведь их на помощь зовёт, – с готовностью откликнулся мальчик, наконец отстраняясь и выпрямляясь, вытирая лицо. – И ты их поведёшь. Я подслушал.
– Ох, Тсино… это ведь должны пока знать лишь бояре, даже и не все.
– Ты не бойся. Я никому не скажу.
– Точно?
Тсино насупился и топнул ногой, обутой в ладный остроносый сапожок.
– Государи умеют тайны хранить. И ещё они держат обещания. И не врут.
В этом он был весь в дядю. Потеплело на душе от слов.
– Тогда я спокоен, – выдавил улыбку Хельмо. – Что ж… прощай, Тсино. Пора.
Мальчик не посмел его удерживать, он ведь действительно всё понимал. У него снова дрогнули губы, но больше он не плакал, даже носом не шмыгал. Хельмо обнял его второй раз и сделал то же, что не так давно дядя Хинсдро, – поцеловал царевича в лоб.
– Береги себя, братец. Благословляю. Я уверен, свидимся. Сахар прячь… – взглядом Хельмо указал на инрога, – для него. Чтобы не три жалких кусочка.
Тсино засмеялся. Хельмо взял Илги под уздцы и неторопливо повёл к воротам.
Он обернулся раз. Второй. Третий. Царевич всё махал ему. На четвёртый ему показалось, что в окне мелькнул знакомый силуэт – тяжёлый, тёмный, сгорбленный от забот. Конечно, дядя наблюдал. Может быть, тоже хоть раз помахал рукой, может, нарисовал на окне благословляющий солнечный знак.
Хельмо
