же день пребывания на море, а она умудрялась реанимировать его за два часа с помощью своих секретных настоек. Возвращаясь домой, он всегда благодарил её, за очередную вылазку, за то, что не пошла на поводу у него, ленивого бегемота. Елизавета Петровна в ответ лишь улыбалась уголками губ, помешивая сахар в его чае. Четыре ложки. Он всегда пил крепкий и очень сладкий чай… Пока она была рядом. Когда её не стало, Скрипкин возненавидел и чай, и сахар.
Каждое утро он уже по инерции варил себе кофе в турке, выпивал его, читая газету, без аппетита завтракал и отправлялся на утреннюю прогулку. Сразу после смерти жены, он подал в отставку, ушёл на пенсию и первые полгода совершенно не находил причин просыпаться по утрам. В один не самый прекрасный день, проходя мимо зеркала, он не узнал человека по ту сторону – то был бомжеватого вида старик, в потёртых трениках и клетчатой рубашке, с бородой, которая полгода не видела ни станка, ни ножниц. Он притормозил и подошёл ближе, всматриваясь, а его мозг всё никак не мог принять тот факт, что это действительно он.
– Пора что-то менять, – прохрипело отражение, – Или приведи себя в порядок, или иди уже наконец пристрелись.
По эту сторону зазеркалья он всё таки решил взять себя в руки, отправился в ванную комнату и добрых сорок минут избавлялся от одной только бороды. Затем он принял горячую ванну, нанял на один день домработницу, которая добрых сорок минут избавлялась только от грязной посуды в его раковине. Её аванс составил половину его пенсии, но он отдавал деньги без жалости, потому что сам он просто не смог бы победить весь тот хаос, который собственноручно и создал в своём доме. Лизавета бы ужаснулась, увидев, в какой помойке он живёт без её присмотра. Их старая квартира с высокими потолками в самом центре Петербурга перешла ему в наследство от деда. Последний ремонт Скрипкины делали около десяти лет назад, да и то всего лишь отциклевали паркет и переклеили обои. Дух советских пережитков вкупе с беспорядком и грязью создавали впечатление при входе в эту квартиру, будто попадаешь в коммуналку, обитатели которой в основном алкоголики. Мария Игоревна, домработница, сделала свою половину дела – выдраила, вычистила. Вторую половину Скрипкин решил, не откладывая, выполнить сам. Переклеил обои, с улыбкой вспоминая, как они спорили с Елизаветой по поводу цвета.
– Лёша, ну неужели ты не понимаешь, что светлые обои – это благородно? Я хочу больше света в доме, уюта…
– И пятен на стенах! Лиза, нужно мыслить практично, на светлых обоях все пятна видны в разы сильнее! Давай возьмём уже вот эти коричневые и поедем домой! Ты полдня меня таскаешь по магазинам!
В тот день Елизавета уступила. Переклеивая обои уже в одиночку, уступил Алексей Анатольевич. Он выбрал не просто похожие, а те самые, которые она тогда хотела. Он не поверил своим глазам, когда зайдя в магазин, он увидел эти обои на входной витрине. Светло-кремовые, с тонким золотым арнаментом. Закончив оклеивать квартиру, он с улыбкой пробормотал:
– Она была права, так намного уютнее и светлее.
