что глубоко // Нас преследует суровый // Дух страны снегов полярных, // Заковавший нас в оковы… // Дни текли; стояло море; // Солнце лило в воду пламень… // И от жажды и от зноя // Стал язык мой – словно камень» [34, с. 4]. Как видим, Коринфский перевел «bloody Sun» «как на троне <…> словно призрак в окровавленной короне», значительно приукрасив образ солнца, но вместе с тем не очень удачно передал мысль Кольриджа о том, что вокруг была вода, а пить нечего. Слизняки названы всего лишь моллюсками, ничего не говорится о гниении моря. Нет также упоминания о влиянии темных сил (witch) на появление огней в воде. Коринфский не указал глубину, на которой находится дух, и языку моряков не иссох, а стал «словно камень».
Наиболее оригинален в интерпретации приведенного фрагмента из произведения С.Т.Кольриджа Н.С.Гумилев: «В горячих, медных небесах // Полдневною порой // Над мачтой Солнце, точно кровь, // С Луну величиной. // За днями дни, за днями дни // Мы ждем, корабль наш спит, // Как в нарисованной воде, // Рисованный стоит. // Вода, вода, одна вода. // Но чан лежит вверх дном; // Вода, вода, одна вода, // Мы ничего не пьем. // Как пахнет гнилью – о, Христос! – // Как пахнет от волны, // И твари слизкие ползут // Из вязкой глубины. // В ночи сплетают хоровод // Блудящие огни. // Как свечи ведьмы, зелены, // Красны, белы они. // И многим снился страшный дух, // Для нас страшней чумы, // Он плыл за нами под водой // Из стран снегов и тьмы. // В гортани каждого из нас // Засох язык, и вот, // Молчали мы, как будто все // Набили сажей рот» [84, с. 442–444]. В переводе Гумилева вместо иссохших досок упомянут лежащий вверх дном чан; фразы «Как пахнет гнилью – о, Христос!» и «Как пахнет от волны» опять же не передают отвратительной картины гниения воды; «масло ведьмы» переведено как «свечи ведьмы»; вместо синего цвета огней упомянут красный; глубина, на которой находился дух, не указана.
По своей красочности переводы сильно уступают английскому оригиналу. Очевидно, переводить Кольриджа с сохранением содержания и формы очень трудно, т. к., по мнению Л.Сентсбери, «в стихах нет более великого мастера, чем Кольридж» [90, р. 63] или, по словам М.Жерлицына, «какой переводчик может сохранить, не изменяя содержания, музыку стихов с двойными рифмами» [28, c. 192–193].
События в поэме продолжают развиваться: матросы корабля взглядами молча обвиняют Морехода и вместо креста вешают ему на шею мертвого альбатроса. Очевидно, Кольридж имел в виду не столько нательный крест, который являлся для христиан символом избавления от первородного греха, сколько крест как тяжкое испытание. Также этот образ ассоциируется с «печатью Каина», крестом, выжженным, по преданию, на челе Каина и Вечного Жида. Сказание о Каине, убившем своего брата Авеля, равно как и сказание об Агасфере, Вечном Жиде, осужденном за надругательство над Христом, занимал воображение Кольриджа во время работы над поэмой. Поэт также вспоминал, что в 1798 г. он вместе с Вордсвортом приступил к сочинению повести «Скитания Каина». Кольридж написал вторую главу, первую обещал сочинить Вордсворт, который, проведя бессонную ночь и сочинив всего несколько строк, отказался от своего обещания.
