поэт не знал моря, необычайная сила воображения помогла ему создать «величественную, несравненную картину Ледовитого океана с огромными плавучими льдинами, мрачно (dismal) сияющими при свете луны изумрудным (emerald) зеленым блеском, картину ревущего снежного урагана, сгибающего мачты при стонущем грохоте и треске глыб, наконец, красочные картины тропиков и экватора, которыми <…> поэт превзошел не только людей, но и саму природу» [28, c. 186]. «Старый Мореход» не только «открывает новые морские пути», но и совершает «странствие в неизведанные глубины своей души»[цит. по: 18, с. 26–27]. Именно благодаря органическому сочетанию реальных и фантастических образов поэма производила чрезвычайно сильное впечатление.
Сопоставляя записные книжки поэта с текстом «Старого Морехода», Дж. Л.Лоуэс установил, на какое огромное количество источников – от Библии до «Ученых записок Лондонского королевского общества» <из последних заимствован образ «рогатой луны» («The horned Moon, with one bright star // Within the nether tip»), – в то время Лондонское королевское общество активно обсуждало странное явление природы – появление света, похожего на звезду, в темной части Луны 7 марта 1794 г.> – опирался Кольридж при написании поэмы [см.: 86, p. 153]. Вполне возможно, что сюжетная линия была отчасти заимствована Кольриджем из «Макбета» В.Шекспира, где «старая ведьма отправляется под парусом, на сите, в Аллепо, чтобы выместить там свой страшный гнев на одном матросе. Она решила загнать, черт знает куда, его корабль, навсегда отнять у него сон и, высушив его, как сено, отпустить на все четыре стороны с клеймом «проклятого человека». Оттуда же могли быть взяты привидения в качестве пассажиров, ужасный «Ночной Кошмар» и образ «Смерти». «Демоны <…> были здесь и раньше, но только Кольридж, приложив свою руку, создал из них человеческие образы» [28, c. 184].
В структуре поэмы получило отражение сочетание поэтического дара Кольриджа и его склонности к логико-философскому обобщению: с одной стороны, «Старый Мореход» построен по четкому плану и раскрывает ясно сформулированную мысль, с другой стороны, он состоит из отдельных видений, выходящих за пределы рационального мышления. В латинском эпиграфе, взятом из сочинения английского прозаика Томаса Бернета «Философские древности» («Archaeologiae Phylosophicae sive Doctrina Antiqua De Rerum Originibus») и предшествовавшем «Старому Мореходу» в сборнике «Sibylline Leaves» (1817), указывалось на множество существ, которыми полон окружающий нас мир, – это делалось для того, чтобы подтолкнуть к размышлениям умы соотечественников, привыкших к обыденной повседневности: «Я охотно верю, что во вселенной есть больше невидимых, чем видимых существ. Но кто объяснит нам все их множество, характер, взаимные и родственные связи, отличительные признаки и свойства каждого из них? Что они делают? Где обитают? Человеческий ум лишь скользил вокруг ответов на эти вопросы, но никогда не постигал их. Однако, вне всяких сомнений, приятно иногда нарисовать своему мысленному взору, как на картине, образ большего и лучшего мира: чтобы ум, привыкший к мелочам обыденной жизни, не замкнулся в слишком тесных рамках и не погрузился
