доказательство «хорошего знакомства» современников «Слова о полку Игореве» «с дальневосточными символами, которые они могли узнать только у монголов» (стр. 327), Л. Н. Гумилев видит в том, что Боян «растекашется мыслию по древу» (это будто бы свойственно только монголам), и в наличии в поэме образа злого Дива. Див, по мнению Л. Н. Гумилева, – это дьявол в его монгольском варианте. В доказательство он приводит известное место из летописи (это его единственная ссылка на летопись под 1250 г.), где описываются религиозные обычаи татар. Но, сделав в пяти строках семь ошибок (вместо «кровопитья» наборщики набрали «кровопротыа» и др.), Л. Н. Гумилев насилует текст и создает какого-то небывалого «земледьявола» (стр.326), который якобы и соответствует Диву «Слова о полку Игореве». Но ведь этого существа в самом тексте летописи нет – там говорится о том, что татарская знать поклоняется Солнцу, Луне, Земле, дьяволу и находящимся в аду предкам. Здесь две разных категории объектов поклонения: вопервых, природа (земля и небо) и, во-вторых, ад и его обитатели с хозяином этого места во главе. Никакого «земледьявола» нет; он слеплен Гумилевым из конца одной фразы и из начала другой. А между тем сразу же после всех допущений об Олеге, Бояне и «земледьяволе» Л. Н. Гумилев переходит к широким выводам: «Итак, мы подошли к решению. Несторианство было в XIII в. Известно на Руси настолько хорошо, что читатели „Слова“ не нуждались в подробных разъяснениях, а улавливали мысль автора по намекам» (стр. 326). Эта навязчивая мысль о несторианстве не дает покоя Л. Н. Гумилеву, и он создает четвертую подпору своей гипотезы или, лучше сказать, своего «озарения», так как гипотезы строятся на основе фактов.
Четыре раза (стр. 308, 332, 340, 344) Л. Н. Гумилев пишет о «паломничестве» Игоря в Киев после возвращения из плена. Паломничество это не простое. Счастливые читатели XIII в. понимали сущность его «с полуслова» (стр. 331): «Например, достаточно было героя повествования, князя Игоря, заставить совершить паломничество к иконе Богородицы Пирогощей, чтобы читатель понял, что этот герой вовсе не друг тех крещеных татар, которые называли Марию „Христородицей“, и тем самым определялось отношение к самим татарам» (стр. 331–332).
В специальном разделе «Паломничество князя Игоря» (стр. 340) автор, не надеясь на понятливость читателей XX в., раскрывает свое понимание событий 1185 года. Его, Л. Н. Гумилева, удивляет будто бы уловленное им расхождение в оценке событий летописцем и поэтом: летописец говорит о тягостях Северской земли и Посемья, а автор «Слова» радуется: «Страны ради, грады весели». «Кому верить?» – восклицает историк и отвечает сам себе: «Конечно, летописи!», – а сам переходит к комментированию поэмы: «Напрашивается мысль, что тут выпад против врагов Богородицы», то есть против несториан. Четырьмя страницами далее Гумилев снова повторяет свои разъяснения: «В предлагаемом аспекте находит объяснение концовка „Слова“. Как самое большое достижение излагается поездка Игоря на богомолье в Киев… Это чистая дидактика: вот, мол, Ольгович, внук
