момент не Чесапик обращается к ФБР, а я. Имею такое право. Если ты еще не забыла, я начальник того самого полицейского участка, где находится дом Эддингса, и, насколько могу судить, это дело попадает сразу под несколько юрисдикций.
– Это дело должно расследоваться местной полицией, а не ричмондской, – заявила я.
– Чесапик – это место, где было найдено тело. Ты не сможешь ничего пробить на их территории и прекрасно знаешь об этом. Ты не сможешь привлечь к делу ФБР от их имени. Послушай, – продолжил он, – после того, что я нашел в доме Эддингса…
– После того, что ты там нашел? Ты все время говоришь о какой-то находке. Ты имеешь в виду его арсенал?
– Нет, намного круче. То есть намного хуже. Мы об этом еще не говорили, – продолжал Марино, вынув сигарету изо рта. – Подоплека дела такова, что у Ричмонда есть все основания заинтересоваться этим расследованием. Так что считай себя в деле.
– Боюсь, я в деле с того самого момента, когда Эддингс умудрился умереть в моем штате.
– Что-то мне подсказывает, что ты совсем не ожидала такого поворота событий, когда ввязалась в эту заварушку сегодня утром на заброшенной верфи.
Я промолчала, потому как он был прав.
– Может, вечерний гость у нас во дворе появился именно для того, чтобы ты наконец осознала, насколько нежелательно для кого-то твое участие в этом деле? – продолжал он. – Я хочу, чтобы ФБР занялось расследованием – речь идет не просто о каком-то там парне с лодкой, которого тебе пришлось выуживать из реки.
– Так что же все-таки ты нашел в доме Эддингса?
Я видела, что Марино не хочется говорить об этом, но не понимала почему.
– Ладно, сначала накрою обед, а потом мы сядем и поговорим.
– Если бы ты согласилась перенести этот разговор на завтра, было бы куда лучше, – обеспокоенно взглянув в сторону кухни, словно опасаясь, что Люси может подслушать наш разговор, предложил Марино.
– С каких это пор ты так переживаешь из-за того, что хочешь мне сообщить?
– С таких, что это нечто особенное, – ответил он, растирая лицо. – Эддингс каким-то образом впутался в дела неосионистов.
Лазанья была просто великолепна. Я слегка подсушила моцареллу, разложив ее на кухонном полотенце, чтобы сыр не слишком отдавал влагу во время выпечки, и подала блюдо на стол чуть подрумяненным, не дав ему запечься до пузыристой коричневой корки. Идеальную картину завершали легкие вкрапления пармезана.
Марино съел практически весь хлеб, намазывая его толстым слоем масла и прослаивая прошутто, а потом прихлебывая из стакана томатный сок. Люси ковырялась с крохотным кусочком на своей тарелке. Снег все усиливался, а Марино наконец рассказал нам свою историю о библии неосионистов. Над Сэндбриджем как раз начали грохотать первые фейерверки.
Я отодвинула стул.
– Полночь. Пора открыть шампанское.
Я разволновалась сильнее, чем ожидала. Рассказ Марино превзошел
