ица на серванте, код языка, семантик,Кружево аграманта, сшившее времена.
Слово – эскиз к портрету, патина, фильтр, ретушь,
Выцветшая монета, главная суть и соль,
Змеям ассоциаций кольцами по абзацам —
В небо адресоваться, есть из часов песок,
Слово иконописно, глянцево и слоисто.
Вить паутину смыслов, корни морфем купать
В буквенном шрифтозёме. спелое на разломе,
Слово не монохромно – яркая скорлупа.
Мы говорим: «простуда».
Сразу: плывет мазутом серенький столбик ртути, красит собой шкалу, в школу идти не нужно, голову болью кружит, мама зовет на ужин, в супе противный лук.
Мы говорим: «январский».
сразу: огни и сказки, блёстки с изнанки масок, Наде поет Мягков. цитрус и лёд, куранты, абрис еловой лапы, снежен и бриллиантен, крашеное стекло.
Мы говорим: «с вокзала».
сразу: зелёный, алый, что-то про рельсы-шпалы, в трубочке сахар, стук, звяканье чайных ложек, полки из драной кожи, в тамбуре осторожно щупаю темноту.
Вяжем узор из строчек, вместе нам видно чётче —
Так и задумал Отче, рушивший Вавилон.
В общем культурном коде кромками мы подходим,
Речи чужих прародин – сложное ремесло.
Вот и спешим с пролога каждый – своей дорогой
Слово с изнанки трогать, пробуя на зубок.
Ангелом шестикрылым, пра’вилом и прави’лом
Слово у Бога было.
Слово и было Бог.
Время
I
Вползает мрак семи часов утра –
Январская звенящая отрава –
До крошки жар домашний обобрав,
Под кожу.
Слепо, голодно, шершаво
Лицо ощупал холод, не смотрю,
Как мотыльком дворовый снежный ангел
В грязи крылами бьётся.
Неуют
Оглаживает с бархатной изнанки
Души зальдевший кокон.
Стылый взгляд,
Завязший в сахарине чьих-то окон,
Погреть бы о стеклярусы гирлянд,
Но дверью скрипнул пазик кривобокий
И потащил меня сквозь сумрак и огни.
В стекле колодцы улиц холодели.
Проснулся город тюрем и больниц,
Казарм, промзон, складов и богаделен.
И серые заборы спецчастей -
Идиллия рождественских открыток.
Ложится на грунтованном холсте
Асфальта пылью и силикальцитом
Глубинки неизбывная печаль,
Бараки и погосты – побратимы.
И плесневеет мир, кровоточа
иллюзией,
что время
обратимо.
II
Но время жадно пожирает нас,
И человек по сути хронотрофен.
Он ищет путь, безвыходность признав,
В обход неотвратимой катастрофы.
Скользит песок истраченных минут -
Под пальцами осыпавшийся берег.
И мнится – кану в тьму и глубину,
Не удержавшись, сил не соразмерив.
Кто поддается – и уходит в грязь
И ряску лет, в замшевшее посмертье,
Кто борется, кичась и молодясь,
Кто воскресает, продолжаясь в детях.
Но неумолчно щелкает отсчёт
Обратный равнодушным метрономом,
И плачь-не плачь – никто и не спасёт.
И я сама себя не сберегла.
Одна дорога нам –
с крыльца роддома
до стали секционного стола.
Наследие
Непролазная топь и грязь, полдень облачен и лубочен,
Страшных сказок сорочья вязь заколдует и заморочит.
Заповедный сосновый бор в изумрудных объятьях стиснул
Обезлесевший островок усть-таёжного смерть-сибирска.
Легкокрылая стая снов, поговорок и суеверий
Разлетается из-под ног,воют в чаще слепые звери.
Седовласый угрюмый лунь в окна тёмные зорко смотрит,
Не боится икон в углу. Не нарушит совиный окрик
Немудрёный крестьянский быт. Шагу вторя тоскливым скрипом,
Кто-то ходит вокруг избы, отмеряет костыль из липы,
Сколько жить вам
/скырлы-скырлы/
Остаётся совсем немного.
И корой со стволов гнилых объедается криворогий
Заплутавший анчутка, чар не
