заболевание — травматический перикардит, — не помогло Шурке избавиться от злого ярлыка колдуньи.
Одной из старушек из села Пенцева Белгородской области приписывают, пишет Заянчковский, способность наводить порчу на коров и снимать ее. Рассказывают, что сидит она на лавочке возле своего дома и смотрит на проходящих с пастбища коров. И как надумает которую сглазить, так и делает. Корова перестает доиться. Хозяева бегут к бабке, чтобы она сняла порчу. Та поколдует и выгоняет сглазливый дух вон из коровы.
Рассказывает Заянчковский и случаи из своей жизни. Например, в конце 50-х годов в городе Троицке Челябинской области он в присутствии студентов вел прием животных в акушерской клинике ветеринарного института. У одной коровы на спине он увидел белые крупинки. Молодая хозяйка призналась, что это ее бабушка посыпала корову солью, чтобы не сглазили. А бригадир животноводческой фермы одного из совхозов подвешивал в телятнике перед входной дверью кирпич на веревке. Делал он это в уверенности, что у вошедшего после удара головой об этот кирпич «посыплются искры из глаз», т. е. он потеряет силу и не сможет сглазить молодняк.
В некоторых хозяйствах Башкирии, по свидетельству И. Ф. Заянчковского, животноводы стараются новорожденных телят никому не показывать, боясь сглаза.
Во многих местах существовал и существует до сих пор обряд окуривания вымени коровы в первый день после отела ладаном. Берут глиняный горшок или другую посудину, кладут туда раскаленные угли, на них — ладан. Выделяющийся дым подводят под вымя на несколько минут и окуривают им каждую его четверть. Считают, что ладан — дар Божий и ограждает от злого духа и порчи. Пока вымя не окурено, молоко в нем грешно.
В качестве подтверждения наших слов приводим отрывок из уже упоминавшегося нами романа Ивана Акулова «Касьян Остудный».
«Сегодня перед обедом Дуняша ходила на Туру полоскать белье, и когда вернулась, то во дворе стоял запах горячих углей и дыма богородской травы. Арканя праздно сидел на телеге и курил. Мать Катерина с ведром в руках сновала из хлева в избу и обратно, скрывая за суетой и озабоченностью что-то важное. По их лицам Дуняша определила:
— Красуля?
— Иди-ка глянь, — Арканя повел бровью на хлев и не утерпел — заухмылялся. „Телочка, должно“, — повеселела Дуняша, отворяя запорошенную сенной трухой дверь в полутемный и сырой хлев.
— Куда ты, Христос с тобой, Богородица, — остановила ее на пороге мать Катерина. — Потом, потом. Хоть и не чужой, а все лишний зрак. Слава тебе, Господи, — приговаривала она и сбивалась на легкую слезу, торопливо выпроваживая дочь и следом выходя во двор.
— Да ты что, маманя? Что это ты такая?
Мать Катерина подняла к небу круглые в провалах глаза, истинно напуганные радостью, перекрестилась:
— …от беды избави нас, яко чиноначальник высшних сил. Двойню Господь послал, и обе телочки, —
