Павлюков Николай Андреевич появился в отделе ровно за пять минут до начала обеденного перерыва.
– Где Штерн? Срочно ко мне, – бросил он в пространство, проходя меж столами сотрудников, в основном, женщин, которые при виде его засуетились, поспешно убирая зеркальца, помаду и прочие прибамбасы, не имеющие отношения к истории Тибета.
Павлюков никогда не здоровался сам, – как с подчиненными, так и с начальством, считая любые проявления вежливости пустыми ритуалами, зря отнимающими время, – и не приветствовал вежливость в сотрудниках. Скрывшись за обитой дерматином дверью в приемную, он коротко кивнул секретарше и повторил:
– Леночка, срочно мне Штерна. И больше никого.
И скрылся в своем кабинете. Там он сел за стол и уставился в никуда, время от времени барабаня пальцами по полированной крышке стола. Сидел он так не долго. Буквально через пару минут в кабинет вошел его заместитель Штерн. Вошел, разумеется, без стука, который профессор также относил к ненужным ритуалам. Впрочем, стучать не было нужды – сидящая в приемной на страже Леночка не пропустила бы никого без нужды.
– Что-то случилось, Николай Андреевич, – спросил Штерн с порога с ноткой недовольства в голосе.
Пунктуальный до последней стадии педантичности, он уже направился было на первый этаж Института в столовую, когда его отловили и перенаправили к шефу, предупредив при этом, что «сам не в духе».
– Садитесь, Герман Иванович, – бросил Павлюков и щелкнул рычажком селектора, стоящего справа от массивного письменного прибора, выполненного из мрамора в виде средневекового замка с двумя башенками, стеной и даже рвом, где лежали три ручки. По цоколю прибора шла надпись: «Николаю Андреевичу Павлюкову в честь Юбилея. 50!» Прибор был вручен в торжественной обстановке совсем недавно, весной, и Павлюков все еще украдкой любовался им.
– Леночка, ко мне никого. И никаких звонков», – сказал он в селектор и вернул рычажок на место.
Штерн тем временем сел в одно из двух больших кожаных кресел у стола.
– Что случилось, Николай Андреевич? – спросил он.
– Я сейчас был там, – ответил Павлюков, направив указательный палец в потолок.
– У директора? – уточнил Штерн, любивший во всем ясность и не терпевший намеков.
– Берите выше, Герман Иванович. Берите выше! – с какой-то лихостью в голосе сказал Павлюков.
– В Министерстве Культуры, – понял Штерн.
– Еще выше! – провозгласил Павлюков. – Выше!
– Да что это за игра в угадайку, Николай Андреевич? – нахмурился Штерн.
Он уже семь лет был заместителем начальника отдела Института Востока, поэтому в разговоре с Павлюковым мог позволить себе некоторые вольности.
– Меня вызывал к себе Юрий Владимирович, – с восторженным ужасом в голосе провозгласил Павлюков.
Штерн пошарил в памяти, но не нашел никого из обширной когорты начальства с таким именем.
– Не понимаю вас, – качнул он головой.
Павлюков достал из внутреннего
