я.
– А как большой водочный бизнес? – поинтересовался он, свернув с семейной темы.
– Бизнес у боссов, у меня наемная работа. Да вечно как на вулкане. То слияния, то сокращения, то начальство новое. Это у вас здесь стабильность.
– Да чего у нас-то? Похороны, похороны, похороны. Потом выходной, и опять похороны, похороны… А тебя там карьерный рост.
Мы могли бы говорить еще очень долго, но глухое бряцанье, доносившееся со стороны холодильника, прервало нас.
– Перевозка приехала, – сказал я, словно все эти годы не снимал санитарской пижамы.
– Помнишь еще, – чуть улыбнулся Вовка, поднимаясь. Пришло время прощаться. Выходя из комнаты отдыха, столкнулись с фельдшером и водителем бригады трупоперевозки. Они были мне незнакомы, а ведь раньше я знал в лицо каждого.
– Здорово, чего привезли? – спросил Старостин.
– Двух домашних тебе, принимай, – ответил фельдшер, хлопнув Вовку по плечу.
– Ага, сейчас провожу только…
Обнявшись на прощание, мы пообещали друг другу устроить совместное питие в самое ближайшее время. Потом дверь морга захлопнулась, отделив меня от Царства мертвых, частью которого Тема Антонов был когда-то давно.
По дороге домой, глядя в окно такси, я не видел мелькания улиц. Вместо него всплывали ностальгические картинки, яркие и объемные. Открывала галерею памяти крышка гроба, упавшая мне на голову в один из первых дней работы в клинике. «Так, Темычу крышка», – съязвил тогда Вовка Бумажкин. Потом вспомнились плакальщицы, рвущие волосы у гроба пожилого чеченца, которого я бальзамировал. Кровавая мясорубка секционных будней и врач патологоанатом, говорящий «отчего дед помер – только Бог знает, паспорт, поди, закончился». Венок из живых еловых веток, заказанный кем-то из родни в разгар жаркого лета. Как только я взял его в руки, он тут же осыпался лавиной иголок, явив родне тощие голые ветки, украшенные шелковыми лентами. А еще то утро, когда какой-то бедолага прыгнул под поезд метро, парализовав работу ветки. Застряв из-за этого в клещах транспортного коллапса, я прикидывал, что будет, если не появлюсь на работе в назначенный час. Ритуальная машина встанет, сорвав дюжину похорон. Тогда я впервые остро ощутил всю нематериальную ответственность своего ремесла. А вместе с ней – и свою собственную значимость.
«А что будет, если я не приду на работу сейчас? – спросил себя я. – Не обычный санитар, а важный директор по связям с общественностью, с кабинетом и дорогими визитками… Хватятся меня после обеда, в лучшем случае. Подумают, что на переговорах. Останется несогласованной какая-нибудь статейка о том, как водочные мастера возрождают традиции национального напитка. И не появится в газете. Перестанут покупать водку? Чушь… Мир не заметит моего отсутствия. А ведь вроде занят серьезным делом», – признался я себе, расплачиваясь с таксистом.
«У тебя там карьерный рост», – звучали в моей голове Вовкины слова. «А
