пока у тебя «от шести до пятнадцати», – нарушила свое долгое молчание Нестерович.
Да знаю я, что мне грозит! Вот зачем она мне все время это напоминает? Видимо, не врет, что в прокуратуре работала, прокурорские замашки остались.
– Дальше ИВС – изолятор временного содержания, выходные провел там. Та еще дыра. В 6 утра врубается радио, первый национальный радиоканал, и твой день начинается с прослушивания белорусского гимна. Я, конечно, ничего не имею против нашего гимна, но еще бы ничего, если б тихо играло, а так орет ведь напропалую. К тому же был разгар кампании по уборке зерновых, и к концу первого дня я уже мог с точностью до центнера сказать, «колькi збожжа намалацiлi ў кожнай вобласцi».
В воскресенье подсадили «наседку», но об обстоятельствах своего дела я с ним, конечно, не разговаривал. Да он и не «пробивал» сам, больше слушал. Или «они» слушали, в ИВСе такое практикуется, многие хаты на «прослушке», официально называется «слуховой контроль».
– Откуда знаешь? – спросила адвокат.
– Ну знакомые ведь сидели.
На следующий день утром Гриша этот говорит:
– Меня сегодня отпускают, если хочешь, пиши «маляву» – передам, кому скажешь, мне несложно.
Еще бы, чего ж тут сложного: взял записку, спрятал понадежнее и отнес… следователю или оперативнику, кто его там послал. Поэтому я отказался. Ограничился тем, что дал ему Катин номер и попросил передать, чтобы нашла мне нормального адвоката и передачу привезла.
После обеда повезли в прокуратуру. Завели в наручниках в кабинет.
– Вину признаешь? – нехотя оторвав взгляд от своих бумаг, спросил не по годам располневший мужик в очках и синем мундире, оказалось – зампрокурора города.
– Нет.
– Поедешь в тюрьму? – с удивлением посмотрел он на меня.
– А есть варианты?
– Вариантов не было, так я и оказался здесь, – закончил я свой рассказ и посмотрел на адвоката, которая глядела на меня так, как удав смотрит на мышь.
– Зацепиться особо не за что, – покачала головой та. – Но мы все равно напишем, пусть даже формально. Бумага все стерпит.
– Как мы вообще защиту строить будем?
– Пока все отрицаешь. Ознакомимся с текстом обвинения, посмотрим, какими фактами располагает следствие, и только потом будешь давать показания. Так будет правильнее. Потому что наш суд больше всего не любит, когда есть расхождения в показаниях: при задержании одно говорил, на предварительном следствии другое, а в зале суда придумал третью версию. Сразу понятно, что врешь и пытаешься выкрутиться. Судебный процесс – это маленькое шоу, и чем больше симпатий ты вызовешь своей искренностью, тем лучше. Поэтому в зале суда нужно говорить правду и только правду. Но не всю. Да, и еще: если в Европе, и даже в той же Грузии, приоритет имеют показания, которые ты даешь в зале суда, то в Беларуси в 99 % случаев за основу берут именно первоначальные
