не видно. Дома не такие богатые, как раньше, скорее добротные, но попадались и совсем страшные хибары, в которых тем не менее все равно горел свет. Как тут жить-то можно? Наверное, и условий никаких. Дорога шла ровная, с четкой разметкой, которую было хорошо видно в неровном свете фар. Даже как-то скучно. И как он не засыпает за рулем? Может, он нас затем и взял, чтобы мы его развлекали?
Я скучала, глазела по сторонам и делала вид, что слушаю нашего водителя, а сама периодически тайком наблюдала за Кириллом. У него красивый профиль. Чуть вздернутый нос. Длинные ресницы, в кончиках которых отражались огни фонарей. Улыбка очень мягкая и какая-то обволакивающая, очаровывающая. Водитель то и дело поворачивается к нему, что-то увлеченно рассказывает, размахивая одной рукой с короткими пальцами-сардельками. Лицо круглое. Глазки маленькие, шустрые. Рот ниткой, почти без губ, словно ножом прорезали. Нос курносый. На голове залысина. Волосы… пегие? Цвета мышиной шерстки после дождя. Сам толстый, пузатый, похож на одуванчик, с которого неровно слетел пух. Из-под майки проглядывает густой подшерсток, руки тоже покрыты темными, волнистыми волосами. Эх, волосатый одуван какой-то! И голос у него такой располагающий. Вот у Володи был просто голос, Кир говорит тихо и вкрадчиво, а голос этого дальнобойщика слушать хочется. Как интересно путешествовать, столько всего узнаешь!
– Ты чего так на меня смотришь, красавица? – заметил водитель мой изучающий взгляд.
– Мне, глядя на вас, холодно становится. Как вы не мерзнете в майке в такую холодрыгу? – улыбнулась я, на всякий случай нащупав руку Кирилла. Он тут же сжал мою кисть, словно поддерживая.
– Для этого здесь есть кондиционер. Всегда двадцать пять поддерживает и зимой и летом. А вообще с моей шерстью, – он провел ладонью по груди и рассмеялся, – можно спать на снегу, она меня согреет в любой мороз.
– А вам одному не страшно ездить на такой огромной машине? Вдруг бандиты? – робко продолжила я расспрашивать.
Кирилл повернулся и посмотрел с благодарностью. Кажется, его язык уже устал молоть всякую ерунду.
– Вдвоем – значит, делиться выручкой, а она не такая большая, чтобы половину отдавать кому-либо. Я по этой дороге лет пять езжу. Каждый камень и придорожный столб как отец родной. Вот ближе к Твери начнут охотиться гайцы – удалые молодцы. Но мы их фишки и секреты знаем, места засады, радары. «Я знаю все твои трещинки, ага-ага», – вдруг пискляво пропел он с восточным акцентом. Я прыснула, ткнувшись носом в плечо Кириллу. – Нас голыми руками не возьмешь! Да и по рации ребята предупреждают заранее. А на случай нападения бандитов у меня есть бейсбольная бита и для совсем непонятливых – пистолет.
– Настоящий? – ахнула я, прижавшись к Кириллу плотнее.
– Конечно. Кто же с игрушечным пистолетом на трассу выходит?
– А ваша жена не переживает, что вы так часто отсутствуете? Все-таки страшно, мало ли что в дороге случиться может? – Надо же, разговаривать с незнакомцем совсем не трудно, а я так боялась.
