гораздо счастливее, чем когда только вошел.
– Сегодня я купил «Корвет», – сам не зная почему, брякнул Томми.
– Шикарная машина, – одобрительно сказала официантка.
– Я мечтал о такой с детства.
– Какого она цвета?
– Серебристо-голубой металлик.
– Звучит, по крайней мере, здорово.
– Он буквально летит, знаешь ли… – поделился Томми своими впечатлениями.
– Еще бы!
– Как ракета, – добавил Томми, неожиданно почувствовав, что тонет, растворяется в океанской голубизне ее бездонных глаз.
«Этот детектив, о котором ты пишешь книги… если он когда-нибудь женится на блондинке, то разобьет своей матери сердце!»
– Ну ладно, – сказал он. – Счастливо.
– И тебе тоже, – откликнулась девушка.
Томми решительно зашагал к двери, но на пороге остановился и оглянулся. Он надеялся, что официантка смотрит ему вслед, но она уже отвернулась и теперь направлялась к кабинке, которую он только что освободил. Ее изящные икры и тонкие лодыжки показались Томми верхом совершенства.
Пока он ужинал, снаружи поднялся ветер, но для ноября ночь была достаточно теплой. На противоположной стороне шоссе, у въезда на дамбу, соединяющую Фэшн-Айленд с континентом, выстроились в ряд огромные финиковые пальмы, ярко освещенные прикрепленными к их мохнатым стволам прожекторами. Их длинные ветви раскачивались и подпрыгивали точь-в-точь как короткие пышные юбчонки. Легкий бриз нес с собой отчетливый запах соленой океанской воды; его прикосновение нисколько не холодило, а, напротив, ласкало затылок Томми, игриво шевелило его густые черные волосы.
Вот так всегда, подумал Томми. Стоило ему восстать против своей матери и наследия предков, как окружающий мир сразу стал восхитительно чувственным и ласковым к нему, мятежному сыну вьетнамского народа.
Сев в машину, Томми включил радио. Приемник работал безупречно. Рой Орбисон исполнял свою «Прекрасную женщину», и Томми стал подпевать ему со сдержанной страстью в голосе.
Потом он вспомнил зловещее шипение статики и странный булькающий голос, назвавший его по имени. Теперь Томми трудно было поверить, что все это было на самом деле, хотя, поразмыслив как следует, он пришел к выводу, что найти объяснение случившемуся совсем не так трудно. Просто он был расстроен своим разговором с матерью, который одновременно и взвинтил его, и заставил чувствовать себя виноватым. Он был так зол на нее и на себя, что ощущения начали его обманывать. Возможно, шорох статических разрядов, отдаленно напоминающий шум низвергающейся вдалеке воды, действительно существовал, но он, поглощенный мыслями о собственной вине, принял его за рокот многоголосой толпы и даже вообразил себе, что слышит свое собственное имя в беспорядочном хрипении и бульканье электронных помех.
И всю дорогу до дома Томми слушал старый добрый рок-н-ролл и даже подпевал солистам,
