в обмен на услугу.
На этот раз мать не смогла подавить горький смешок:
– Чем я могу быть полезна вам, самому богатому прелату Кастилии? Я всего лишь вдова на содержании, с двумя маленькими детьми и прислугой, которых надо кормить.
– Узнаете, когда придет время. Можете не сомневаться, вы нисколько не пострадаете.
С этими словами Каррильо повернулся к слугам матери, которые все слышали и стояли, глядя на нас широко раскрытыми от страха глазами.
Слегка помедлив, я взяла мать за руку. Прежде никогда не осмеливалась дотронуться до нее без разрешения. Для меня она всегда оставалась прекрасной, но далекой женщиной в сверкающих одеждах, веселой и смеющейся, в окружении ластящихся к ней обожателей – матерью, которую можно любить лишь издали. Теперь же вид у нее был такой, будто она прошла много миль по каменистой местности, а на лице отражались большие страдания, и мне захотелось стать старше и взрослее, чтобы хватило сил защитить ее от жестокой судьбы, отобравшей у нее моего отца.
– Ты ни в чем не виновата, мама, – сказала я. – Папа теперь в раю. И потому нам нужно уехать.
Она кивнула, глядя сквозь меня полными слез глазами.
– И мы едем в Авилу, – добавила я. – Это ведь недалеко, да, мама?
– Нет, – тихо ответила она. – Недалеко, hija mía, совсем недалеко…
Но даже мне было ясно – для нее это расстояние составляет целую жизнь.
Часть I
Инфанта из Аревало
1464–1468
Глава 1
– Крепче держи поводья, Изабелла. Не позволяй ему чувствовать твой страх. Иначе он подумает, будто ты хочешь подчинить его себе, и попытается тебя сбросить.
Я кивнула, сидя верхом на изящном черном жеребце и сжимая в руках поводья. Туго натянутая кожа натирала руки сквозь истрепанные перчатки, и я запоздало подумала, что зря отказалась от новых – их предлагал мне в подарок на недавний день рождения отец Беатрис, дон Педро де Бобадилья. Однако гордыня – грех, который я изо всех сил пыталась побороть, но безуспешно – не позволяла признать нашу бедность и согласиться на подарок, хотя дон Педро жил с нами и прекрасно знал, насколько мы нуждаемся. Точно так же, когда брат заявил, что мне пришла пора научиться ездить на настоящей лошади, гордыня не позволила возразить.
Так и случилось, что я, тринадцатилетняя девочка, оказалась верхом на прекрасном животном, и мои руки были едва защищены старыми перчатками – кожаными, но тонкими как шелк. Конь, хоть и не слишком крупный, все равно внушал страх – он беспокойно вздрагивал и рыл копытом землю, готовый в любой момент сорваться с места, даже если я не сумею на нем удержаться.
Альфонсо наклонился ко мне со своей чалой лошади, покачал головой и слегка развел мои пальцы так, чтобы поводья свисали между ними.
– Вот, – сказал он. – Держи крепче, только рот ему не повреди. И помни – когда идешь рысью, сиди прямо, а если скачешь
