удивился Игоряша.
– Ты всегда что-то маме приносишь, мне – никогда!
Настька уже нарисовалась рядом. И не знала, чью сторону принять. То ли защищать папу, то ли все-таки консолидироваться с братом, она сейчас его опекает, раненого…
– Ко мне иди, – кивнула я Настьке, видя ее маету.
Она тут же подошла ко мне и прилипла сбоку.
– Мальчики, – обратилась я к Игоряше и Никитосу, – а не сходить ли вам в магазин? А то у меня ничего нет на ужин. Одни макароны. И кажется, сыр. Или сыра нет.
– Я буду макароны, – процедил Никитос, меря меня страшным взглядом.
Как это я могла его так предать! Его! Никитоса! Защитника и моего лучшего друга – только вчера он брал с меня клятву, что я его лучший друг! – отправили в магазин, да еще с кем! С Игоряшей!
– И я, макароны… – прошелестела сбоку у меня Настька.
Она стояла, обеими руками ухватившись за мой бок. Это было не очень удобно. Но когда-то, когда она была маленькой, она всегда стояла рядом со мной, держась за ногу. Сейчас за ногу уже не получается, и она всегда стоит, крепко уцепившись за свитер, за карман или как сейчас – впившись пальчиками в тело.
– Отцепись слегка, пожалуйста, – сказала я ей и разжала пальчики. – Что это у тебя на руке?
– Это ее Лешка укусил! Песочников! А я ему за это как раз и дал гипсом! Ты же не стала слушать! Ругалась! Я же не просто так дерусь, мам! – тут же объяснил Никитос.
– Да! – подтвердила Настька, сияющими глазами глядя на Никитоса.
Я ее понимаю, у меня у само´й хороший брат.
– Нюсечка, в магазин надо? Я схожу! Только я денег с собой не взял…
– Ну ты даешь! – я засмеялась. – Как денег не взял? Ну а вдруг что надо купить, там, я не знаю, за бензин заплатить или штраф…
– Я пешком пришел…
– Ой, господи, детский сад! Пешком он пришел, да еще и без денег. Игорь, ну что ты как третий ребенок у меня, самый младший!
Вот потому дети и не уважают его, что я при них так с отцом их разговариваю. А как с ним еще разговаривать?
– Нюсечка… – обиженно посмотрел на меня Игоряша.
– Ну а как с тобой еще разговаривать, а?
Игоряша несколько лет назад разменял свою квартиру, в которой жил, как и положено, с мамой, с нашей бабушкой Натальей Викторовной. Спасибо Наталье Викторовне, согласилась расстаться с квартирой, где провела без малого сорок лет. Я уговаривала ее тогда, как могла: «Не надо! Игорю будет без вас одиноко, и вам будет плохо в новой, непривычной квартире!» Но она слишком любит Игоряшу и поддалась на его уговоры. А у него, как я считаю, был очень хитрый план. Оказаться рядом с нами, и не просто рядом, а очень одиноким, неприкаянным, необихоженным, с оторванными пуговицами, с батоном хлеба в пустом холодильнике. Но не тут-то было! Никто его жалеть и обихаживать не стал. Игоряша помаялся-помаялся, да и снова съехался с мамой, нашел, молодец, квартиру, очень похожую на т у, в которой они жили в Черемушках, только на соседней с нами улице. Теперь может приходить к нам пешком и без денег, аккуратный,
