раскладушку на середине палатки, чтобы видеть, что происходит с каждым.
– Он больше не может ходить. В последний раз ему пришлось оправляться прямо здесь.
Сержант рассказывает об этом, не осуждая, остальные ничего не говорят. Заболевшее тело принадлежит им всем, и они относятся к нему с уважением. Эджитто думает, что, наверное, кто-то без лишних разговоров встал и помог солдату сходить в пакет, потом завязал его и выбросил на помойку. Когда Эджитто оказался в такой же ситуации с собственным отцом, он позвал медсестру. Что же он за врач, если страдающий человек вызывает у него брезгливость? И что за сын, если отказывается обслуживать тело собственного отца?
– Сколько раз? – спрашивает он у солдата. Обессиленный и смущенный, Торсу глядит на лейтенанта.
– Чего? – бормочет он.
– Сколько раз у тебя был стул?
– Не знаю… раз десять. Или больше. – Дыхание зловонное, сухие губы склеились. – Доктор, что со мной?
Эджитто меряет ему пульс на шее – пульс слабый, но оснований для беспокойства нет.
– Ничего страшного, – успокаивает он.
– Док, они все смотрят на меня с небес, – говорит Торсу, и глаза у него закатываются.
– Что?
– Он бредит, – вмешивается Рене.
Эджитто вручает сержанту лекарства для Торсу и флаконы с молочными ферментами – раздать остальным. Он велит постоянно промокать губы Торсу влажной губкой, каждый час измерять ему температуру и, если больному станет хуже, немедленно вызвать его. Обещает вернуться утром – то же самое он обещал всем подразделениями, но обойти всех он, конечно, не сможет.
– Док, можно вас на минуточку? – спрашивает Рене.
– Конечно.
– Давайте выйдем!
Эджитто застегивает рюкзак с лекарствами и вслед за сержантом выходит наружу. Рене закуривает, на полсекунды его лицо освещается огоньком зажигалки.
– Хочу поговорить об одном из моих парней, – говорит он, – он тут вляпался в одну историю. – Голос у него немного дрожит – от холода, боли или чего-то еще. – С женщиной, понимаете?
– Подхватил чего-нибудь? – пытается угадать лейтенант.
– Да нет, дело в другом.
– Инфекция?
– Она залетела. Хотя она даже не виновата.
– Простите, в каком смысле?
– Она уже не молода. Этого уже не могло произойти… теоретически.
Кончик сигареты Рене светится в темноте. Эджитто следит за этой единственной яркой точкой, потому что больше смотреть не на что. Думает, что в темноте голос звучит выразительнее, что он не скоро забудет голос сержанта. Так и случится, он его никогда не забудет.
– Понимаю, – говорит он. – Как вам известно, проблему можно решить.
– Я так ему и сказал. Что проблему можно решить. Но он хочет точно знать, что с ним сделают. С ребенком.
– Вы имеете в виду прерывание беременности?
– Аборт.
