и привычно перелистывает бумаги.
На листке по учёту кадров задерживается.
– Неверов Вадим Андреевич… Русский, беспартийный… пока всё верно. Родился в тысяча девятьсот… Скажите, Николай Тихонович, вы никогда не задумывались, что наш календарь не даёт точного представления о месте события во времени? Вот – родился человек. Через девятнадцать с лишним веков после чего? Если не принимать во внимание такую сомнительную веху, как рождество Христово?
Ганшин откидывается в кресле, поправляет очки и смотрит на Егорова, как бы и в самом деле ожидая ответа.
– Один мой знакомый из вычислительного центра, – продолжает он, никакого ответа не дождавшись. – Где же это?.. А, вот… попытался разработать новую систему летоисчисления.
Начало отсчёта – ноль часов, понедельник. За сутки принято время от изобретения каменного топора до возведения пирамиды Хеопса как первого признака того, что человек осознал своё право на бессмертие. Во вторник, в 4 часа 18 минут кусок песчаника обернулся лицом царицы Нифертити и до среды, до 6 часов 7 минут 16,2 секунды, что примерно соответствует нашим дням, ей суждено было взирать на попытки человека утвердиться в вечности. И вот… э-э… в каком виде история, в том числе и новейшая, предстаёт…
Он подносит к глазам листок, одновременно лёгкой усмешкой показывая, что к тому, что он прочитает, не следует относиться слишком серьёзно, но и слишком несерьёзно относиться тоже не стоит.
– В среду, в 4 часа 36 минут 14 секунд, клерк патентного бюро в Берне по фамилии Эйнштейн доказал, что аксиома о непрерывности и необратимости времени не верна. В 4 часа 37 минут 58 секунд пароход «Самодержец», курсировавший между Рыбинском и Нижним Новгородом, был переименован в «Нарком Троцкий». В 4 часа 41 минуту 20 секунд было создана первая международная организация Лига наций, чтобы через 0,096 секунды прекратить своё существование. В 4 часа 43 минуты 12,6 секунды пароход «Нарком Троцкий» был переименован в «Нарком Ежов». В 5 часов 2 секунды…
Такие вот неожиданные отступления и способствовали укреплению за Ганшиным репутации не то чтобы несерьёзного человека, но как бы не совсем от мира сего. У многих из тех, кому приходилось иметь с ним дело, создавалось впечатление, что новый прокурор смотрит на всё как бы со стороны и даже несколько свысока, и заботы ответственных работников, составляющие смысл их жизни, конкретная жизнь города, состоящая из чередования мероприятий, требующих серьезного отношения и каждодневной серьёзной работы, со стороны представляются ему чем-то вроде игры со строгими, обязательными для всех, в том числе и для него, но непонятно зачем принятыми правилами.
Отдавая должное образованности и эрудиции нового прокурора, его широкому взгляду и остроумию при обсуждении даже таких вопросов, где остроумие не поощрялось, тем не менее в той среде, куда Ганшина выдвинуло назначение, его не то чтобы сторонились, но относились к нему с настороженностью, как к чужаку и к человеку пока неясному. Возможно, правы были те, кто считал, что Ганшину, чтобы окончательно утвердиться, недостает большого серьезного дела, акции всегородского масштаба,
