117). Все дальнейшее поведение Натальи Павловны абсолютно точно вписывается во второй тип «женского поведения», формируемый «образцами поведения столичной публики, «высшего света», а также кругом чтения и уровнем образования».
Максимальный набор предметов в пансионе для благородных девиц (то есть для дочерей дворян) был в уже упомянутом выше Смольном институте. Там преподавали Закон Божий, русскую словесность, немецкий и французский языки, математику, географию, историю, естественные науки (физику, химию и астрономию в очень малом объеме), рисование, музыку, танцы. Частные пансионы ориентировались на этот стандарт, однако не всегда могли его выдержать из-за отсутствия подходящих учителей. Из-за этого, а также по соображениям экономии, один учитель преподавал сразу несколько предметов, давая знания «по возможности». В конечном счете, образование в пансионах для благородных девиц сводилось к тем предметам, знание которых, по понятиям того времени, считалось обязательным для жизни в свете (языки, танцы, благородные манеры) и в семье (рисование, музыка, немного словесности) (Смирнова-Россет, 73–95).
Сохранились красноречивые свидетельства тому, как велось преподавание в такого рода учебных заведениях. Вот одно из них: «От преподавания мы ничего не ждали, да и трудно было чего-нибудь ожидать; многие из учителей являлись на лекции единственно для нашего развлечения, засыпая на кафедре или повторяя то, что за десять лет было говорено ими. Случалось нередко, что вся лекция проходила в разговоре, кто что видел, слышал, рассказывались городские сплетни, анекдоты, и надо признаться, что это были самые интересные лекции. После классов начиналось заучивание уроков в долбежку, так что на другое утро мы чувствовали себя нагруженными разными сведениями, но к вечеру все это исчезало, и голова, как пустое лукошко, снова готова была принимать в себя все, что в нее ни положат» (Письмо, 2).
Поступали в пансион с 8-10 лет и до окончания курса, то есть до 16–17 лет, находились в нем постоянно. В качестве поощрения или в случае каких-либо несчастий в семье разрешалось отпускать воспитанниц домой, но не более чем на 1 день и чаще всего в сопровождении классной дамы (Аладьина, 13–14).
Примером того, насколько трудно бывшим пансионеркам было привыкать к жизни в деревне, может служить история Анны Петровны Скуратовой, окончившей самый престижный в Москве частный пансион мадам Петрозилиус в начале 1820-х годов. Сразу после выхода из пансиона она вышла замуж за Николая Дмитриевича Лукина. Далее предоставим слово подруге Анюты Скуратовой – Наталье Петровне Оболенской (в записи ее дочери):
«После свадьбы молодые уехали в деревню и располагали там поселиться… Прошло так месяца три. Анюта появляется в Москве и сейчас же была у нас; мы ей очень обрадовались, спрашиваем, где она остановилась, надолго ли к нам. Она говорит: "Я живу у m-me Петрозилиус". Трудно было этому поверить, но это было так: Анюта затосковала в деревне, с ней были припадки меланхолии, и она приехала в Москву, поместилась в пансионе Петрозилиус и вела там
