я ступил на ее бамбуковое крыльцо. Дверь приоткрылась, и унылого вида японец лет шестидесяти с лишним оглядел меня сверху вниз, вряд ли обрадованный явлением внесезонного посетителя. “Снимите обувь!” – пролаял он. За ним нерешительно топталась женщина того же возраста, вероятно его жена. Она казалась более дружелюбной, и мы с ней договорились на смеси пиджин-инглиша и ломаного японского, что я могу здесь остаться на несколько часов, при условии что занесу свои ботинки в спальную комнату и, уходя, не буду шуметь.
Она провела меня к ряду двухэтажных коек в глубине дома, где я обнаружил, что не одинок. Там было четверо репортеров местного телевидения, две женщины и два мужчины, которые снимали фильм о строительстве нового спуска близко к моей трассе: старый спуск, самый опасный из всех, забрал уже слишком много жизней. Один из журналистов говорил по-английски, и мы на цыпочках вышли на крыльцо, где он курил, а я угощал его мандаринами. Он поинтересовался, действительно ли я планирую в одиночку подняться на самую вершину, да еще и в темноте. Он напомнил мне, что в июне трассы еще не освещают. Глянув на термометр, висящий на веранде, он прикинул, что на вершине будет ниже нуля, а сильный ветер может сделать температуру еще ниже. Я поблагодарил его за эти предупреждения, и мы вернулись к своим койкам.
Я заснул сразу, три часа пролетели мгновенно – мой телевизионный приятель разбудил меня в полночь, чтобы я не вышел из графика. Восход намечался на 4:37, и я был решительно настроен встретить его на вершине. Горная болезнь бесследно выветрилась, путь казался ясным, и я взял очень хороший старт, но когда я посмотрел вверх, то от удивления едва не потерял точку опоры. Всего лишь в 20 футах впереди сверкал яркий белый свет, а под ним светились две желтые полоски. “Эй, привет!” – прокричал знакомый голос. Слепящий свет исходил от головного фонаря Виктора, а желтые зигзаги были фосфоресцентными полосками, нашитыми у него на отворотах куртки. Он сидел на скале, отдыхая в первый раз с тех пор, как мы с ним расстались восемь часов назад. Я был рад встрече.
Виктор посмотрел на свой альтиметр и объявил, что нам осталось еще больше 2 тыс. футов, так что мы поспешили, не тратя времени на разговоры. Вскоре я вновь оставил его позади и взглянул на часы: около 2:30. Рельеф поверхности был по-прежнему хаотичным – пемзообразная лава, сланец, глыбы, рукотворные ступени. По обеим сторонам в свете моего фонарика сверкала покрытая снегом земля.
Я опять задыхался в разреженном воздухе, на этот раз сильнее, приходилось останавливаться каждые тридцать шагов и целую минуту приходить в себя. Я съел шоколадку и последние фрукты, проклиная собственную небрежность: что мне стоило взять с собой таблетки от горной болезни? Лучшим решением было двигаться вперед на доступной мне скорости, но времени оставалось немного, восход через два часа, каждая минута на счету. Если я вообще поднимусь на эту вершину.
Немаленькая плата за стремление “угнаться за Солнцем”, подумал я. Эта фраза встречается
