снова принялась напевать, так чтобы мой голос постепенно замирал, словно удаляясь, а дыхание замедлялось.
Через несколько мгновений я сделала вид, что проснулась, испуганно вздрогнув, и, открыв глаза, увидела, что маменька смотрит на меня не спуская глаз, – раньше я никогда не видела, чтобы она так на меня смотрела.
– Кажется, я заснула, маменька. Мне снилась Элма.
– Нет, детка. Ты погрузилась в транс. Элма говорила со мной через тебя.
– Что это такое – транс? – совершенно невинным тоном спросила я.
– Это то… что делают спириты… Я хотела попробовать, но он мне запретил. Он сказал, что оставит меня, если только я близко подойду к этим сеансам… а теперь он все равно меня оставил. – Горло у нее перехватило, и она разразилась бурными, неудержимыми рыданиями.
Я подошла к ней, обняла и почувствовала, как впервые за все годы с тех пор, как не стало Элмы, маменька прижалась ко мне в ответном объятии, и мои слезы смешались с ее слезами.
В тот вечер я отправилась спать гораздо более счастливая, чем когда-либо раньше, думая, что маменька наконец-то поднимается из тьмы к свету. Но на следующий же вечер она захотела, чтобы я возобновила погружение в транс. Я сказала, что не знаю, как я это сделала, но попробую. Притворяясь, что заснула, я изо всех сил пыталась придумать что-то новое, чтобы сказать ей, но могла вызвать в памяти лишь смутные образы фигур в белых одеждах, омываемых золотым сиянием света. Что же, как предполагается, должны делать люди на Небесах, кроме как петь и играть на арфах? Миссис Гривз говорила о Стране вечного лета: может быть, Небеса – это что-то вроде замечательного летнего дня на природе, где Элма ездит на небесном пони по полям, усеянным прекрасными цветами? Но если Элме по-прежнему всего два года и она ждет, чтобы маменька прибыла на Небеса поскорее и не пропустила ни одного момента ее взросления, тогда она будет, конечно, слишком мала для пони, даже для небесного… В конце концов я оставила свои попытки и открыла глаза: выражение безутешного горя снова омрачало лицо маменьки.
– Так Элма к вам не приходила? – спросила я.
Она устало покачала головой.
– Но, маменька, вы же теперь знаете, что ей хорошо на Небе: вам больше не следует печалиться.
– Я не могу быть уверена, – может быть, ты просто разговаривала во сне… Если бы я только могла снова услышать ее голос…
Я смотрела на маменьку, и сердце у меня погружалось во мрак.
– Я не понимаю, как это произошло, маменька, но завтра я снова попытаюсь, – проговорила я наконец и очень скоро извинилась и ушла наверх, в свою комнату.
Я снова чувствовала, как ее горе черным облаком поднимается и обволакивает меня, но понимала, что не смогу продолжать этот обман в одиночку. Вот почему на следующий день, после полудня, я собрала все свое мужество и отправилась на Лэмбз-Кондуит-стрит, где принялась ходить взад и вперед, пока не отыскала дверь с надписью выцветшими золотыми буквами: «Спиритическое общество Холборна». Дверь находилась в стене рядом с магазином шляпника. Я так долго стояла там в нерешительности, что ко
