В каждом доме что-нибудь упало или покатилось по полу.
Главный повар уронил склянку с успокоительными каплями на и без того совершенно спокойный коврик около своей кровати.
«Бом – вставайте! Бум – очнитесь! Бам – проснитесь!» – гудел большой колокол на колокольне.
«Бегом! Бегом! Бегом!» – вторили маленькие колокола.
Не трудно догадаться, что виновником всей этой суматохи был художник Вермильон. Он забрался на колокольню и поднял этот немыслимый трезвон.
На площади быстро собралась толпа. Все улицы, идущие к площади, были усеяны ночными колпаками и домашними туфлями. Люди спрашивали друг друга:
– Что случилось?
– Пожар?
– Землетрясение?
– Эй, почему ты звонишь во все колокола? – крикнул художнику начальник королевской стражи, который второпях выбежал из дома с подушкой в руках и теперь прижимал ее к животу.
– Посмотрите, какой закат! – закричал с колокольни художник. – Облако! Облако! Посмотрите, какое облако! Да глядите же! Оно тает! Оно уплывает!
Начальник королевской стражи попросил главного тюремщика немного подержать его подушку, взобрался на колокольню и за шиворот стащил художника.
– Уж я-то знаю, что сделать с этим сумасшедшим! – прошипел главный тюремщик и звякнул большой связкой ключей.
– И я знаю! – воскликнул торговец крысиным ядом, встряхивая мешок со своим товаром.
– И я знаю! – прохрипел продавец пеньковых веревок, проводя рукой вокруг своей длинной, жилистой шеи.
А художник стоял молча, совершенно оглохший от звона колоколов, и тихо улыбался.
– Я уже давно понял, какой это негодяй! Ведь он нарочно изобразил меня трусом! – со злобой сказал начальник королевской стражи.
– А меня – обманщиком! – с оскорбленным видом добавил продавец лекарства от плохого настроения.
– А глядя на мой портрет, можно подумать, что я круглый невежда! – воскликнул воспитатель богатых детей, который на самом деле думал, что дважды два будет пять.
Все они толпой отправились к дому художника. Лестница была крутая и узкая. Произошла давка. С головы начальника стражи свалился шлем и с грохотом покатился по ступенькам.
– Осторожно, мой живот! Не давите на мой чудесный толстый живот! – стонал королевский пирожник.
Наконец все они ворвались в мастерскую художника Вермильона. Они срывали портреты со стен. Рвали в клочья картины и рисунки, топтали их ногами.
Мало того, они сломали мольберт художника, раскидали его краски и кисти, выбили в окнах все стекла.
– Уф, кажется, дело сделано на славу, – отдуваясь сказал начальник королевской стражи. – Больше нечего крушить и громить!
– Мы неплохо потрудились, – согласился с ним продавец пеньковых веревок.
– Приятно сознавать, что сделал доброе дело, – вытирая
