словно почуяв недоброе, стали разъезжаться в разные стороны. Василий Иванович, понурив голову, повернул коня обратно к Успенскому собору, а Василий Васильевич в сопровождении двух десятков ратных холопов направился в противоположном направлении, к Фроловским воротам.
Я выглянул в оконце, прикидывая место для спуска, но понял, что из этой затеи ничего хорошего не получится. Учитывая, что их люди, задрав головы, таращатся на окна храма, обязательно заметят спускающихся по веревкам и перещелкают как куропаток. Как бы в подтверждение правильности моих предположений над ухом свистнула пуля. В следующее мгновение она, глухо ударившись о стену, отрикошетила. Я нагнулся, зачем-то решив поднять маленький и теперь уже безвредный кусочек свинца – горячий, гад. В это время раздался второй выстрел.
– Со звонницы палят, – констатировал кто-то за моей спиной.
Оглянулся. Корела. Внешне казачий атаман выглядел спокойным и невозмутимым, но, если приглядеться, можно заметить, что он еле-еле сдерживает ярость.
– Давай-ка я тут побуду, – предложил он. – Кто ведает, может, как раз кто-то из них нашего государя «угостил». А долги отдавать надобно. Так и господь завещал.
– Оставайся, – кивнул я. – Сейчас еще пяток подошлю, пускай во все стороны садят. – А сам стал спускаться обратно.
Гвардеец, посланный за мной Груздем, повстречался мне на лестнице. Оказывается, мятежники решили пойти на переговоры. Что ж, нам любая заминка кстати. Если сделать вид, что принимаю их предложения всерьез – без разницы какие, – то на торговлю и обдумывание условий можно вбухать столько времени, мама не горюй, а там как знать, глядишь, что-нибудь придумается.
К тому времени выбитые взрывом и валявшиеся на полу двери мои люди кое-как приставили обратно. Совсем загородить проем не получилось, с одной стороны образовалась изрядная, в полметра шириной, щель, но хоть что-то. Вот в ней-то и появился отчаянно трусивший, судя по лицу, боярский сын Валуев. Знать бы, что именно этот гад и выстрелил в упор в Басманова, убив его, – разговаривал бы с ним иначе, а так я держался миролюбиво.
Как выяснилось, потолковать им хотелось не с государем, а именно со мной. Для чего – в принципе понятно. Вначале станут уверять, насколько безнадежно мое дело, а затем начнут уговаривать продать Дмитрия.
Я согласился, но не сразу, сделав вид, что колеблюсь. Однако мятежники звали меня наружу, суля неприкосновенность и изъявляя готовность поклясться на кресте. Ага, а я и поверил, особенно после всего сотворенного ими. На мое ответное предложение показаться в проеме кому-то из бояр Валуев замялся и посмотрел куда-то влево, явно в ожидании ответа. Получив его, он заявил, что через дверной проем беседовать несподручно, придется говорить громко, а им не хочется, чтоб до поры до времени о том услыхал государь, ежели он тут, в храме.
– А Дмитрий и не услышит, – проворчал я, пояснив: – Рану он изрядную получил от одного из ваших
