не знает, – сказал Палец. – И знать не должен!
– Во-во! – гаркнул Зарембо. – Мы без него оприходуем оставшееся золотишко!
– Что значит «оставшееся»? – не понял Середов. – Кто-то уже приходил за ним?
Палец незаметно врезал ботинком по ноге Зарембо.
– Нет. То есть мы надеемся, что оно на месте. Мы ведь не можем знать точно, времени много прошло.
– А-а, – сказал Середов.
На этот раз Зарембо, к счастью, промолчал. Дошло, наконец.
…Чуть дальше направо уходила узкая штольня. Палец сверился по своей карте, которую рисовал когда-то по памяти. Штольни на карте не было. Может, просто забыл пометить. А может, ее пробили уже после них и выставили там самострел с датчиком движения.
– Стойте!
Замерли на месте.
– Чего? – встревоженный шепот Середова.
– Стой и молчи, – прогудел в ответ Зарембо.
Палец подобрал с пола хороший кусок бетона, дошел по стеночке до входа в штольню, швырнул туда камень. Он со стуком упал где-то в темноте. Больше ничего. Ну, и что это значит? Что там нет самострела? Или что его датчик на маленький предмет не реагирует? Палец рискнул, посветил внутрь. Штольня заканчивалась тупиком метрах в пяти от входа. Может, это… как она называется? Замуровка. Но кто, кроме Лешего, в таких тонкостях разберется?
– Пошли, – сказал Зарембо командирским тоном. Уверенно сказал, как будто ему все ясно и понятно.
Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, едет поезд запоздалый…
Они здесь не были два года. Это большой срок – там, наверху, на земле. Москва чуть не каждый день меняется. Что-то реставрируют, что-то сносят, новые кварталы строят. А здесь все по-прежнему. Даже странно. А может, это только кажется.
Свет фонарей скользил вдоль рельсов, шарил по сырому бетону, по кучам мусора, наваленным у стен. Палец присел, провел рукой по поверхности рельса.
– Ржавчина, – сказал он. – Вагонетками здесь никто не пользовался. Если бы ФСБ затеяло операцию по подъему металла, узкоколейку бы наверняка расконсервировали.
– Значит, золото на месте? – сказал Середов.
– Надеюсь.
Зарембо что-то заметил в круге света среди мусора, наклонился, поднял сигаретную пачку.
– Ого, моя «Ява»! – Он вытряс из нее четыре сигареты, понюхал. – Странно… Чего я ее выбросил, если не закончилась? Может, потерял? И табачок еще не выветрился, однако…
– А с чего решил, что твоя? – спросил Палец.
– Так никто из наших, кроме меня, ее не потреблял! У Лешего американские сигареты, у Полосатого без фильтра, типа «Примы», он другие не признавал.
– Еще этот, как его… Колян. Ринго, – помнишь? Он тоже «Яву» курил.
– Так его здесь отродясь не было! Он-то у нас и прослужил меньше года, и вообще на третий уровень не спускался…
– Так вы что, еще и курили здесь? – Середов только головой покрутил. – Ну, ты даешь! Прямо Терминаторы! Небось,
