style="font-size:15px;"> – Ты что, с ума сошла?! – заорал Леший. – Твоей мамы нам здесь только не хватало!
– Что поделать, ваше величество, что поделать! – Пуля опять пошла в атаку. – Маменька моя, простая женщина из народа, не может допустить, чтобы ваш монарший желудок испытывал какие-то неудобства! Летит сюда на крыльях всеподданнейшей любви! Простите ей великодушно этот порыв!
Нет, когда-нибудь он ей все-таки врежет по шее…
Леший с необычайной ясностью вдруг понял, что а) пельмени будут магазинные, б) весь обед ему будут вкручивать мозги и в) лучше бы он остался совсем без обеда.
Линия сбыта золота
Москва. Плюс тридцать, мутно и липко. В подвальном помещении на «Новокузнецкой» еле дышит кондиционер. Пахнет метрополитеном. Охранник в углу. Длинная стойка. Надпись из грубо нарезанной пленки:
Скупка! Лом, юв. украшения, драг. камни!
У нас выгоднее!
Припудренный пылью кассовый аппарат. Кабинка, как в пункте обмена валюты. Если бы вместо матовых стекол в ней были густо зарешеченные окошки, она напоминала бы исповедальню в католическом храме. Тем более что разговор в ней идет глубоко доверительный: кто-то открывает израненную душу приемщику. Он старается говорить тихо, интимно, но просительный шепот то и дело срывается на требовательный фальцет.
– Нет, я без претензий… Обычный лом, это ясно… Я ж не говорю, что это ювелирное изделие или там кусок от скульптуры, я ж понимаю… Хотя сейчас такие скульптуры пошли, что и не разберешь, где у нее лицо, а где… Я и цену прошу по нижней ставке… Сто грамм лома!
Приемщик – худощавый, лысый, неопределенного возраста, рассматривает в монокль трехгранную пирамидку из желтого металла, с сомнением жует узкими сухими губами, аккуратно опускает на весы.
– Сто пятьдесят три и шесть десятых грамма, гражданин.
Сдатчик нервно проводит по щеке, скрипит неряшливая щетина. Ему около сорока, хотя отчетливо читаемая на лице привычка к алкоголю стирает достоверность возрастных границ. И он заметно волнуется.
– Сколько?.. Во, видишь, ошибся малость… Я ж особо не разберу – какой тут вес… Это у тебя глаз-алмаз!
Но приемщик не ведется на грубую лесть.
– Только от чего ее отпилили? – угрюмо спрашивает он, капает на пирамидку капельку густой жидкости из крохотного флакончика, растирает ее кисточкой, снова смотрит сквозь увеличительное стекло.
Сдатчик начинает волноваться еще больше.
– Да ни от чего не отпиливали!..
– А то не видно! – усмехается приемщик. – Вот эти две поверхности гладкие, матовые, а эта – блестящая, вся в полосках… Ясен пень – свежий отпил! Ножовкой, скорей всего…
– Ну, может, и пилили, – бормочет сдатчик. – Какая разница?! Я принес бытовой лом, хочу получить двести тысяч – разве много? Это ж червонное золото, сейчас такого не найдешь!
– Да, это точно! – приемщик задумался. – Очень подозрительный
