у Дариуса таланта следопыта, а слух упрямо ничего не подсказывает. Он застыл на несколько мгновений, соображая, как бы сам поступил на их месте. Ну уж точно не пошел бы в глубь долины – кто знает, что ждет там, впереди. Или в ту сторону, куда они с Торианом унесли Тацира.
Остаются только два направления, и одно из них очень сомнительное – то, что идет на восток, там долина заканчивается почти отвесными скалами. А значит, нужно возвращаться назад, к месту, где они спустились в эту проклятую долину. Кто его знает, что там, впереди, – тупик или проход.
Не успел Дорван преодолеть и нескольких шагов, как где-то там, далеко, в той стороне, куда он направился, раздался вскрик. Ошибки быть не может: так, не в силах сдержаться, кричит человек, когда ему внезапно сделали больно. Вот только определить, чей именно это голос, нельзя, далеко слишком. Возможно, Галуга или Биста, а может, кого-либо из преследующих их людей.
И Дариус перешел на бег, стараясь не шуметь, насколько это было возможно.
Наконец впереди и правее послышались голоса, и он резко сбавил шаг. Среди деревьев показался просвет, лес заканчивался.
Не так давно, выбравшись из зарослей колючего кустарника, наемники некоторое время шли по высокой, вымахавшей по грудь траве. Правда, шли они левее, держась вплотную к почти отвесной стене скал и справедливо рассудив, что уж с одной-то стороны внезапного нападения точно не будет.
Стоп.
Голоса раздавались рядом, но почему-то никого не было видно. Разгадка оказалась простой: сразу за густыми зарослями шиповника, росшими на опушке леса, находился овраг. Даже не овраг, глубокая яма длиной в несколько десятков шагов. Непонятно, как яма здесь возникла, ее никак не могло вымыть бегущей водой, ее тут попросту нет. В овраге прятались четыре вооруженных человека, и один из них держал в руках взведенный арбалет.
На них были длинные, до пят, одеяния, перетянутые в талии толстой бечевкой. Одеяния очень походили на те, что носят жрецы в храмах, посвященных Гитуру, Ширле или Лионе, наконец, и отличались только цветом. Именно цвет одежды и заставил гонорта вздрогнуть: темно-бордовый, оттенка запекшейся крови, мог принадлежать только варисургам, приверженцам Вариса.
Поклонение богу смерти запрещено везде, а его адепты повсеместно подвергаются гонениям. Да что там гонениям – приверженцев безжалостно уничтожают, и за каждую голову варисурга можно получить награду.
«Сам Варис их к себе и забери, – скрежетнул зубами Дариус. – Умудрились же мы угодить именно в это место».
О варисургах рассказывали множество страшных историй, но порой среди них попадались настолько нелепые, что однажды, не выдержав, Дариус рассмеялся такому рассказчику прямо в лицо. Правдой в них всегда было одно: варисурги приносили своему богу человеческие жертвы. И еще, перед тем как умертвить, они долго пытали жертву, искренне веря в то, что богу смерти сладостно слышать стоны и крики истязаемых.
В этом и заключалось самое страшное:
