вон там, помнится, строили мост через быстрый поток, а вон там стояли лагерем. А вот этот бург ставили в первом походе. Не порушили его даки, не сумели.
Передвигались быстро – стены Бумбешти[41], лагеря, построенного на левом берегу реки Рабо, показались на восьмой день пути. Если бы в первое военное лето римляне передвигались так же резво!
Лагерь был не так уж и мал, но не каменный, а земляной и располагался он у самой реки. К своему изумлению, Приск встретил здесь старого знакомца – военного трибуна Анния из Первого Италийского легиона[42]. Теперь однорукий трибун командовал затерянным в горах гарнизоном. Он давно мог испросить себе отставку или место где поспокойнее, но, похоже, и его мучила эта горная страна, как надменная, не дающаяся в руки женщина. И потому он продолжал службу, умудрившись залезть чуть ли не к облакам – сюда, на перевал. Здесь же в лагере Приск встретил немало знакомцев кроме Анния – в Бумбешти находилась вексилляция Пятого Македонского – под командой своего центуриона. Казалось иногда, куда бы ни направил Приск свои стопы в этих местах, всюду встречал его неукротимый бык Пятого Македонского. Хотя, уж если быть честным, бо́льшую часть гарнизона в Бумбешти составляли ауксиларии из когорты бритонов.
– Кто выбрал это место для лагеря? – внезапно воскликнул Лонгин, оглядывая западную стену укреплений. Резко повернулся к Приску. – Что скажешь, центурион?
– Нельзя было ставить лагерь так близко к берегу горной реки. Ворота выходят прямиком на мост, это удобно, конечно, но опасно – на случай паводка. Когда-нибудь половину лагеря попросту смоет…
Приску вообще не нравилась планировка Бумбешти: принципию, к примеру, построили не в центре лагеря, а у самых Преторских ворот, чуть ли не вплотную к башням, на фундамент которых пошел камень с реки, скрепленный известью.
– Не бойся, до весны мы здесь не задержимся! – хмыкнул Лонгин. – Зато Анний встречает нас по-царски.
Тут Лонгин не ошибся: в принципии для легата и его спутников устроили настоящий пир. Вино, оленина, колбасы, каша по местному рецепту, соленая рыба нежнейшая – за такую в Риме отвалили бы целое состояние. Вместо соленых оливок подавали соленые бобы. Оливковое масло было привозное – какая же римская трапеза без италийского масла! Напитки разливали в темно-синие стеклянные чаши, которые трибун умудрился притащить с собой по опасным горным дорогам. Вино тоже было италийским – кто бы мог подумать – темный фалерн. Особый вкус ему придавала вода из горного ручья – сама по себе наисладчайшая. Сабиней, единственный из даков, приглашенный за стол, вина не пил – только воду.
– За надежный ключ к горному перевалу, – провозгласил тост легат Лонгин, Анний в ответ поднял вверх обрубок руки, так что его жест сделался одновременно и страшным, и нелепым.
– Я бы на вашем месте не ездил за перевал, – сказал Анний, когда гости осушили уже по третьему кубку. – Зима на носу, вот-вот
