понимать. У меня вуаль. – Она чуть склонилась и, не сняв перчатки, провела пальцем по щеке человечка. – Пожалуйста, cher. Там будет столько художников.
Папаша Лессар аж затаил дыхание – вдруг она поднимет эту свою вуаль. Перед входом толпилось множество хорошеньких женщин, но в том, чтобы разглядеть их лица, не было никакой интриги. А ее он просто обязан был увидеть.
– Слишком людно, – сказал человечек. – И все высокие. Мне не нравятся люди выше меня.
– Все выше тебя, cher.
– Истинная правда, высокие люди могут раздражать, месье, – произнес вдруг Лессар. Он и сам не понял, чего ради. У него не было привычки встревать в чужие разговоры даже у себя в булочной, но эта женщина… – Прошу прощения, я случайно подслушал вашу беседу.
Человечек задрал голову и сощурился против яркого весеннего неба; глаза у него настолько глубоко сидели под нависавшим лбом, что Лессар заметил в них лишь слабые отблески света – словно в темной пещере исчезали лампады. Женщина обернулась к Лессару. Под испанским кружевом пекарь разглядел синюю ленту, повязанную у нее на шее, и светлую тень очень белой кожи.
– Вы тоже дылда, – заметил человечек.
– Вы художник? – осведомилась женщина, улыбнувшись одним голосом. Папашу Лессара дважды застали врасплох – он не был ни дылдой, ни художником, а потому уже собрался извиниться за грубость и двинуться дальше. Он уже изготовился покачать головой и открыть рот, но женщина сказала: – Тогда вы нам ни к чему. Отвалите, будьте так любезны.
– Буду, – ответил Лессар, разворачиваясь кругом, будто ему это приказал армейский капитан. – Буду так любезен.
– Лессар! – окликнул его из толпы знакомый голос. Булочник посмотрел туда – к нему протискивался Камилль Писсарро. – Лессар, что ты тут делаешь?
Булочник потряс руку художника.
– Пришел посмотреть твои картины.
– Мои картины ты можешь посмотреть когда угодно, друг мой. Мы слыхали, у мадам Лессар начались схватки. Жюли пошла к вам наверх помогать. – Художник и жена его Жюли обитали в квартире ее матушки у подножия Монмартра. – Тебе домой бы надо.
– Нет, я там буду лишь путаться под ногами, – ответил Лессар.
А впоследствии он восклицал:
– Ну откуда мне было знать, что она подарит мне сына? Шумела так же, как с дочками, когда их рожала, – проклинала мое мужское естество и прочее. Дочек я люблю, но две – это вдвое больше, чем мужчине нужно, чтобы разбилось его сердце. А если еще и третья! Вот я и подумал, что гораздо учтивей будет дать ей время, пусть вволю обсудит со своей мамашей и сестрицами всю глубину моего паденья. А уж после я загляну в глаза малютки и снова потеряю голову.
– Но мадам подарила тебе сына, – отвечал ему Писсарро. – И сердце твое уцелело.
– Это еще бабка надвое сказала, – говорил папаша Лессар. – Ее коварства никогда не стоит
