style="font-size:15px;"> – Я бы не назвал Дэзи только жеманной кокоткой. Она умела постоять за себя, как и Бэби, – напомнил он.
Оба понимали друг друга. Встретить человека, знакомого с творчеством модного американского писателя середины прошлого века, даже в просвещенной Москве становилось все труднее и практически невозможно. Майя добавила:
– Мне больше нравятся дамы из сороковых, которые выживали и любили вопреки всему. Даже вопреки смерти. Ведь любят всегда вопреки. Разуму, обстоятельствам, времени, месту, иногда даже вопреки собственным желаниям. Разве вы так не считаете?
Его поразила эта фраза молодой женщины. Она глубоко по-своему понимала книги Фицджеральда… На следующий день он вернул ей статью, в которой почти не было никаких сокращений, и пригласил на ужин. Она согласно кивнула. Вечером они отправились в один из ресторанов, о которых он много слышал. Его удивили цены. Почти заоблачные. Но к этому времени финансирование института было налажено и на его счету в банке лежало около шести тысяч долларов. Счет за ужин составил около четырехсот долларов, далеко не самый крупный счет, который мог появиться на его столике после ужина.
Потом он провожал ее домой. Она жила недалеко от Белорусского вокзала, где у нее была своя двухкомнатная квартира. На удивленный вопрос своего спутника пояснила, что после смерти бабушки ей осталась ее квартира на Остоженке и еще однокомнатная квартира на Хорошевском шоссе, которую ей «любезно» оставил муж. Обменяв эти две квартиры, она переехала в старый дом у вокзала, почти в самом центре. Майя – коренная москвичка, ее прадедушка переехал сюда еще в начале прошлого века. Отец – грузин по отцу и осетин – по матери. У Майи три старших брата, и когда появилась она, в доме был настоящий праздник. Родители мечтали о девочке. Все это она рассказала ему во время ужина. Когда они подошли к дому, он поцеловал ей руку на прощание. Она повернулась, чтобы войти в дом. Затем, подумав несколько секунд, снова повернулась к нему.
– Я понимаю, что это звучит пошло и некрасиво, – призналась Майя. Но если я предложу вам подняться ко мне, вы не будете считать меня откровенной нахалкой?
Он молча покачал головой. Потом они долго поднимались по лестнице на четвертый этаж. И так же долго она открывала свои двери, словно перепутав ключи от своих двух замков. А потом они вошли в ее квартиру, он запер дверь и взглянул на нее. Дальше был долгий поцелуй. Он не помнил, как они раздевались, не помнил, как оказались в ее спальне. Но это была самая волнующая ночь в его жизни. В течение первого часа он даже не решался перейти к более тесному контакту, осыпая ее тело поцелуями. А потом была бешеная гонка, словно он решил взять реванш за все годы вынужденной паузы, и они неистово предавались любви, снова и снова позволяя себе увлекаться этой страстью. За окнами начиналось утро, когда оба, выдохшиеся и усталые, наконец заснули. Ему отчасти повезло. В эту ночь Лариса осталась у матери. Суббота… Проснувшись в двенадцатом
