style="font-size:15px;"> – Бродягой?
– Бродягой.
– От всей души?
– От всей души.
– Имей в виду, – заметил король, – что все равно ты будешь повешен.
– Черт возьми! – воскликнул поэт.
– Разница заключается в том, – невозмутимо продолжал Клопен, – что ты будешь повешен несколько позже, более торжественно, за счет славного города Парижа, на отличной каменной виселице и порядочными людьми. Это все-таки утешение.
– Да, конечно, – согласился Гренгуар.
– У тебя будут и другие преимущества. В качестве вольного горожанина ты не должен будешь платить ни за чистку и освещение улиц, ни жертвовать в пользу бедных, а каждый парижанин вынужден это делать.
– Аминь, – ответил поэт, – я согласен. Я бродяга, арготинец, вольный горожанин, короткий клинок и все, что вам угодно. Всем этим я был уже давно, ваше величество, король Алтынный, ибо я философ. А как вам известно, et omnia in philosophia, omnes in philosopho continents[30].
Король Алтынный насупился.
– За кого ты меня принимаешь, приятель? Что ты там болтаешь на арго венгерских евреев? Я не говорю по-еврейски. Я больше не граблю, я выше этого, я убиваю. Перерезать горло – да, а срезать кошелек – нет!
Гренгуар силился вставить какие-то оправдания в этот поток слов, которым гнев придавал все большую отрывистость.
– Простите меня, ваше величество, – бормотал он, – я говорил по-латыни, а не по-еврейски.
– А я тебе говорю, – с запальчивостью возразил Клопен, – что я не еврей, и прикажу тебя повесить, отродье синагоги, вместе вот с этим ничтожным иудейским торгашом, который торчит рядом с тобой и которого я надеюсь вскоре увидеть пригвожденным к прилавку, как фальшивую монету!
C этими словами он указал пальцем на низенького бородатого венгерского еврея, который докучал Гренгуару своим facitote caritatem[31], а теперь, не разумея иного языка, изумленно взирал на короля Алтынного, не понимая, чем вызвал его гнев.
Наконец его величество Клопен успокоился.
– Итак, прощелыга, – обратился он к нашему поэту, – ты хочешь стать бродягой?
– Конечно, – ответил поэт.
– Хотеть – этого еще мало, – грубо ответил Клопен. – Хорошими намерениями похлебки не сдобришь, с ними разве только в рай попадешь. Но рай и Арго – вещи разные. Чтобы стать арготинцем, надо доказать, что ты на что-нибудь годен. Вот попробуй обшарь чучело.
– Я обшарю кого вам будет угодно, – ответил Гренгуар.
Клопен подал знак. Несколько арготинцев вышли из полукруга и вскоре вернулись. Они притащили два столба с лопатообразными подпорками у основания, которые придавали им устойчивость, и с поперечным брусом сверху. Все в целом представляло прекрасную передвижную виселицу, и Гренгуар имел удовольствие видеть, как ее воздвигли перед ним в мгновение ока. Все в этой виселице
Философия и философы всеобъемлющи
