б неплохо! – согласился Фрол.
Старуха достала глиняную баклажку и наполнила из нее деревянную ендову. Брага была сладкая, с медовым привкусом и мятным запахом. От тепла, сытости и хмельного питья сразу потянуло в сон.
– Вот, яхонтовый, ложися суды, на лавку, – старуха задула лучину в светце, стало темно…
Фрол резко проснулся от внезапной тревоги. В избе стояла кромешная темень, ее развеивал лишь тусклый свет из окна. В этом синеватом свете он увидел нависший над собой силуэт старухи. В приоткрытом рту ее сверкнули длинные острые клыки.
– Бабуль! Ты чего это?!
Голос его прозвучал глухо – от страха в горле сразу пересохло.
– Ничего, милый, ничего…
Клыки приближались к шее.
– Бабусь! Да ты… вурдалак, что ли?
– Не, касатик, хуже. Ты про Бабу-ягу слыхал?
Фрол кивнул.
– Вот я она самая и есть. Эх, давненько я человеченкой не лакомилась!
Фрола охватил ужас. Он хотел ударить старуху и отбросить ее от себя, но совершенно не мог пошевелиться…
Тем временем, за окном явно начинало светать. Баба-яга распрямилась. Клыки ее становились все меньше.
– Эх! Не успела я! В неурочный час ты проснулся, милок. Ну да ладно, ступай с миром, пока я добрая. Иди в сторону заката, там деревенька верст через пять. Спроси, может кому работник нужен.
В деревне Фрол прошелся по дворам. В одном, довольно богатом, ему сказали, что хозяину нужен помощник конюха. Там он и остался. Все пытался выспросить у местных, как далеко его Мечетная Слобода, да никто о ней и слыхом не слыхивал
До лета он ухаживал за лошадьми, а дальше случилось вот что. Настал Купалин день, или, как его в этой местности называли – Иван Мокальник. С этого дня начиналось купание в открытых водоемах. Поверье гласило, что окунуться можно лишь после полуночи, иначе русалки утянут под воду. Фрол в этот вечер погнал в ночное лошадей. Он расположился на опушке леса, недалеко от реки, но подальше от костров и молодежных гуляний. Не любил он этого шумного веселья. Да и Дуняха, за которой он приударил весной, вдруг стала выкидывать фортеля и загуляла с Ванькой-кузнецом. Кузнец был парень дюжий, с ним Фрол спорить не решался, но от душевных страданий разобиделся на всю деревню, и вообще на весь белый свет.
Кони напились воды из реки и мирно щипали на лугу траву. Фрол разложил свой собственный небольшой костерок, чтобы дымом отгонять комаров. Он лежал на траве, лениво подбрасывал в огонь сухие былинки и хворост, и вглядывался в светлое небо. Раскаленный за долгий день воздух еще не остыл, было жарко. Издалека доносился смех, звон балалаек и девичье пение. Фрол закрыл глаза и почти задремывал, как вдруг услышал совсем рядом задорный женский голос:
– Эй, Фрол! Не спи, замерзнешь! Пошли купаться, вода как парное молоко!
– Не, – сонно ответил Фрол. – До полуночи нельзя…
– Да ты на меня-то посмотри, неужели откажешься?
Открыв глаза,
